А. Чирко
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   ?ТАМАНЬ?
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
1986 год 

?Здравствуй, милая! Я не зачах, не пропал.
Укрепил я на сейнере мышцы и нервы. 
Рыбным запахом я уж настолько пропах,
Что уже из меня можно делать консервы??

(Александр Иванов).
     
     По шаткому трапу, уходившему куда-то в вышину, он поднялся на борт плавбазы. Посудина, как посудина. Шпили, швартовочные тросы, вытянутые струной, шлюпбалки по бортам, спасательные плотики на корме. Надстройка, с облупившейся до красного сурика краской, истрепанный брезент на шлюпках говорили о том, что судно вернулось из далекого и трудного рейса.
     -Вы к кому?- безразлично спросил вахтенный матрос.
     Новенькое кожаное пальто, белоснежная рубашка, галстук строгих тонов и безукоризненно отглаженный костюм говорили матросу, что на борт поднялся не ?бич?, которых здесь ошивается множество, а человек, если не из управления флота, то, во всяком случае, кто-то из ?бугров?. А то, что поднявшийся на борт, не оглядывался ошарашено, как оглядывается сухопутный, впервые оказавшись на ?коробке?, а только равнодушно скользнул взглядом по палубе, говорило вахтенному, что посетитель видит эти дела не впервые, а, стало быть, он, видать, наш - морской.
     -Матрос рыбообработки Добрынин Валерий Викторович на борту?- спросил человек, не глядя на вахтенного и провожая взглядом чайку.
     -Это, который под Высоцкого молотит?- с усмешкой уточнил матрос и добавил.- Ну-ка, покажь документы!
     -Мы с вами учились в одном колледже?- с иронией спросил человек.- Не припоминаю что-то.
     -Документы,- потребовал матрос,- или покиньте судно.
     Человек хмыкнул, и, вынув из внутреннего кармана удостоверение, протянул матросу. Вахтенный раскрыл книжечку, быстро глянул на посетителя и козырнул.
     -Извините, товарищ подполковник.
     -Нормально всё,- сказал человек.- Служба есть служба. На борту Добрынин?
     -Нет. Видите, буксир плашкоут тащит. Он там. Сейчас подойдут. Подождите.
     -Спасибо.
     Подполковник отошел к борту, всматриваясь в гладь залива, где пыхтел буксир, а вахтенный, помаявшись, подошел и стал рядом.
     -Наверное, тоже морячили?
     -Что? Ах, да. Можно и так сказать. Служил в морской авиации.
     -А извините,- кашлянул вахтенный,- что вас связывает с Добрыниным? Летчик-испытатель и матрос? Что общего?
     -Мы с Добрыниным учились вместе и в училище и в академии,- пояснил подполковник.
     -Валерка закончил академию?- изумленно ахнул матрос.- Я вообще-то новенький здесь, его шибко не знаю? Дела-а-а?
     -Да, капитан Добрынин закончил академию.
     -Капитан?- задумчиво произнес вахтенный,- а чего же он?..
     -Матрос?
     -Да.
     -Фу-фу-фу,- вздохнул подполковник.- Жизнь,- добавил он туманно.
     -Понятно,- кивнул матрос.
     -А понятно, так чего спрашивать,- слегка зверея, произнес подполковник.- Проводите лучше в его каюту. Я там подожду. Только ему ни слова. Договорились?
     -Зер гут,- ответил вахтенный весело.- А провожать тут нечего. Сейчас вот сюда. Спуститесь по трапу, пройдете по коридору и за поворотом первая каюта направо. Номер сто четыре. Только?- замялся вахтенный.
     -Что?
     -Вы не удивляйтесь ничему. Знаете, начальство с помполитом на берегу, на коробке бардак. Вам с непривычки дико покажется. Мы как-то присмотрелись, так по херу мороз?
     -Привидения?- улыбнулся подполковник.
     -Хуже привидений. Вы не обращайте внимания. Так будет лучше.
     -Ладно. Понял.
     Подполковника звали Виктор Иванович Миронов. Возраст ? тридцать семь, на лицо чистый русак. Светлые волосы легкими волнами, чуть тронутые сединой украшали большую голову. Рост ? средний. Привычка ходить без головного убора. А поскольку он работал на ?фирме?1, то форму одевал крайне редко, предпочитая штатские костюмы, преимущественно темных тонов. К спиртному относился отрицательно, хотя возможность  крепко выпить не исключал. Но курил. Правда, здесь у него была своя методика. Такие вот дела.
     Виктор Иванович, морщась ? по кораблю шел сильный рыбий дух -  свернул за угол коридора и оторопел. Напротив каюты сто четыре, расставив ноги, спала, уронив голову на плечо, девушка. Поразили Виктора Ивановича два обстоятельства. Во-первых, красота девушки. И, во-вторых, один момент, который заставил подполковника вздрогнуть, причем так, что в животе аж захолодело. На девушке, кроме повязки вахтенного не наблюдалось ни одного лоскуточка. Мраморное тело, стоящая грудь, какая-то полудетская чарующая полуулыбка на лице, упругий живот, рыжеватые кудряшки на лобке вызвали у Виктора Ивановича острейшее желание. Лоб покрылся испариной, он растеряно оглянулся. Тут девушка вздохнула во сне, и Виктора Ивановича окатило таким перегаром, что он отшатнулся к переборке.
     -Чо, мужик,- высунулось из противоположной каюты бородатое лицо,- трахнуть хочешь? Ставь бутылку и тащи в каюту. Даст, ноу проблем.
     -Черт знает что! В сердцах произнес Виктор Иванович и постучался в каюту сто четыре.
     -Да нет там никого,- опять встряла борода,- лучше бери эту  красавулю и будь счастлив,- захохотал бородатый.
     -Да прекратите вы!- зло прошипел Виктор Иванович.
     -Ох-ох-ох,- запричитала борода,- а в пятак хо? Ты на плавбазу пришел, корешок, привыкай. Тут даже у покойника стоит, семьсот чмар на сто двадцать мужиков. И все хочут,- он опять захохотал.
     -Заглохни!- сказал Виктор Иванович.
     -Что-о-о?
     -Скройся, и чтобы я тебя не слышал,- сказал подполковник.- Повторяю для особо развитых.
     -Ну, мучачо, напросился. Счас выйду.
     Борода исчезла.
     Виктор Иванович открыл дверь, переступил комингс2 и брезгливо огляделся. В каюте рыбий дух стоял еще гуще, и он уже пожалел, что не остался на палубе. Его чуть не вырвало от обилия тараканов. Он не переносил этих насекомых, а в каюте они натурально кишели. Бегали по столу наперегонки, шагали строем из-за трубы и уже подбирались к ботинкам подполковника, игриво шевеля усами. Они ползали по одеялам и подушкам, лежали вверх лапками и Виктор Иванович заметался. Дверь резко отворилась, и в проеме возник бородатый детина в два подполковничьих роста.
     -Ты чего, мелочь, выступаешь?- спросил он.- В рыло жахнуть?
     Виктор Иванович удивленно оглянулся, сцепил руки на груди и поклонился.
     -Ага,- дошло до бородатого,- каратист. Так запомни раз и навсегда, я подковы ломаю. Мне твое каратэ по барабану. Понял?
     -Всё?- поинтересовался Виктор Иванович.
     Бородатый промолчал, почесал бороду, замявшись, и не зная, что предпринять.
     -Со своим уставом в чужой монастырь не суйся,- наставительно произнес он,- а то можно и по рогам?
     -Давай попробуем.
     -Да в гробу я тебя видел, сказал бородатый равнодушно,- со шпендиком связываться?
     Виктор Иванович задумчиво вынул из кармана ?пятачок?, взял за ребра пальцами. Бородатый внимательно наблюдал, как изгибается монета и вот она сложилась в две половинки.
     -На,- сказал Виктор Ильич,- на память.
-Выпить хочешь?- спросил бородатый.- Не что-нибудь как ? коньяк.
-Ну, если коньяк, это в корне меняет дело?
Я счас. Уважаю крутых мужиков. Я сам такой.
-Виктор?
-Привет, Валера.
-То-то мне на вахте сообщили ? в каюте гость. Привет, друже!
-Ну, здравствуй!
-Мужики, я сейчас флакон принесу, как раз к месту. Посидим?
-Не надо,- сказал Добрынин.
-В другой раз,- подтвердил Виктор Иванович.
-Какой-то очень дешевый закидон,- сказал бородатый обижено.- Не понять, что за мужики?
Дверь за бородатым с грохотом закрылась, в каюте наступила тишина, и стало отчетливо слышно, как где-то внизу дробненько стучит двигатель.
-Вот так и живем нынче,- сказал Валерий.- Да ты садись.
-Тут этих тварей? понабьются в карманы. У меня такое ощущение, что уже по шее ползают.
-Очень может быть,- отозвался Валерий рассеяно.
-Давай выйдем на палубу.
-Успеем. Значит, не забыл старого друга, прилетел?
-Проблем не было. Наши с ?фирмы? сюда в Приморье в командировку? ну, и я с ними.
-В Арсеньев, что ли?
-Ну, вроде того.
-О, господи, вздохнул Валерий,- ваши тайны весь край знает.
-Сюда-то как попал,- спросил Виктор Иванович, уклоняясь от дальнейших расспросов.- Что за радость с дипломом летчика ? инженера рыбу таскать, не пойму?..
-?Минус? инженера,- сказал Добрынин.- В дипломе так и написано: ?Летчик, минус, инженер?.
-Остряк?- досадливо сказал Виктор Иванович.
-Да ладно тебе наезжать?
-Нет, в самом деле, может устроить тебя по профилю?.. Это же не работа?
-Это нормальная мужская работа,- оборвал Добрынин,- и больше мне ничего не надо.
-Тогда пошли в город, что-то мне от этих запахов и тараканов не по себе.
-Подожди на палубе, я переоденусь.
     Виктор Иванович прошел мимо спящей девицы, услышал в след: ?Слышь, мужик, может, накатим? Одному как-то не масть?, вышел на палубу и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Странное ощущение он испытал ? давно не виделись, было желание встретиться, а встретились, и поговорить не о чем. А бывало, спорили до хрипоты. И с некого расстояния Виктор Иванович понимал, что спорили зря.
     Он старался не касаться вопросов политики, к общественным наукам относился как к необходимому прибавку к товару, а все свои знания и способности отдавал конструкции самолета, углам атаки и прочим вещам, из которых складывается звание ?летчик-инженер?. Он всю жизнь учился, а Добрынин же предпочитал борьбу за справедливость. Он всегда что-то доказывал. Кому доказывать?.. Забыл простое правило: ?Тот прав у кого больше прав?. И, наверное, не только в войсках?
     Он вдруг остро пожалел, что приехал. Опять начнется пустопорожний треп, как будто здесь, на этой ржавой коробке, пропахшей тухлой рыбой, решается судьба страны. Не здесь, дорогой, не здесь? Конечно, что-то надвигалось. Но даже он, имеющий информацию несколько большую, чем у матроса рыбообработки не мог понять что. Это, как перед грозой. Ещё нет оглушающего ливня, но уже прошелестел ветер, закружило листву, пахнуло прохладой и небо, еще час назад веселое и прозрачное, затянуло черными тревожными тучами. И вот, сначала  отдельные крупные капли, вздымающие пыль на улице, и вдруг, как из ведра, ливень. Все смывающий, бодрящий, освежающий.
     Он писал Валерке письма, в которых убеждал Добрынина в справедливости социалистического строя, его социальных преимуществах перед врагами-империалистами. О том, как мудр и прозорлив Генеральный секретарь, а в ответ получал полные сарказма и насмешки конверты, которые то приводили его в ярость, то погружали в пугающие раздумья. ?У тебя другая точка зрения. Ты смотришь на жизнь через блистер самолета, да ещё через светофильтр защитного шлема, а потому и не видишь ни черта, что творится за бортом твоего аппарата?, припомнились ему строки из письма.
     -Задумался начальник?- Валерка стоял рядом с папкой в руке, весь в импорте, в моднейших кроссовках.
     -Да-а-а, уж?- протянул Виктор Иванович, оглядывая друга. Неплохо.
     -Моряк, поди. Неприлично как-то в советских шмотках ходить?
     -Понятно. А папка зачем, доклад в малом Совнаркоме?
-Дело к тебе есть.
-Ладно. По ходу пьесы разберемся. Готов?
-Пошли.
Они спустились по трапу на берег и зашагали вдоль пирса, разговаривая о пустяках. По-летнему жарко припекало солнце. Купили билет на катер. Палуба забита народом, как всегда, и они пристроились на корме у самого борта. Вода весело журчала под винтами, разворачивалась панорама бухты и города.
-Прелесть какая!- вырвалось у Виктора Ивановича.- Нравится мне этот город до обалдения?
-Сто лет бы его не видать,- буркнул Валерий.- Скалы, сопки, слякоть, ветер.
-Зря ты так,- досадливо сказал Виктор Иванович.- А помнишь?..
-Нет,- быстро ответил Добрынин.- И не хочу помнить.
-М-да,- только и сказал Виктор Иванович.
-Извини,- коротко сказал Добрынин.
-Какая программа?- живо спросил Миронов, катер уже подходил к пирсу.- Кино, цирк, театр?..
-Ну, что ты как пионер? - Валерий отвернулся.- Из цивилизованного Запада, сразу видно.
     -Ладно, не угодил. Тогда ресторан?..
     -Опять эти официанты с каменными мордами?
     -Слушай, ты капризный, как девочка, которую в первый раз ?сняли?.
     -Витя, я человек простой. Это ты у нас с министрами за руку здороваешься и только из хрустальных рюмок пьешь, а я все больше из стакана. Я тебя на бастион отведу.
     -Веди куда хочешь,- немного раздраженно ответил Миронов.
     -Самый лучший вариант. Только стопаря прихвачу.
     -На деньги.
     -Обижаешь, начальник. Сегодня я угощаю.
     Виктор Иванович хмыкнул, спрятал сторублевку. Добрынин убежал, а подполковник поставил ?дипломат? на асфальт и оперся на перила, которыми был окружен косогор. За косогором шла Корабельная набережная. Покачивался на легкой волне ?Красный вымпел?, спала на берегу подводная лодка ?С-56?. Шеренга матросов стальными крючьями выковыривала окурки из под неплотно пригнанных плит, и Виктор Иванович со стыдом подумал, что, как должно быть унизительно для молодых здоровых парней это шествие вдоль панели.
     -Во-во!- раздался  за спиной голос Валерия.- Любуйся. Во что превратили доблестный флот российский. Да что флот ? всю армию!..
     -Куда ты столько набрал?- пресёк в корне зарождение дискуссии Виктор Иванович.- Очуметь же можно?
     В руках у Валерия поблескивали на ярком солнце две бутылки коньяка, глянцево отсвечивал пакет с надписью ?Приморье? доверху набитый снедью.
     - А что? Будем пировать в этом совершенно новом тысяча девятьсот восемьдесят шестом году! Ты Жванецкого слышал?
     -Кто это?
     -Значит, нет. Много потерял, между прочим, но думаю, ещё услышишь.
     -Это из диссидентов парень, наверное?
     -Нет, я балдею от советских офицеров!.. Как испортило тебя коммунистическое воспитание, это же уму непостижимо!
     -Ладно тебе,- примирительно сказал Виктор Иванович.- Я форму не одеваю, почти в запасе.
     -А, один хрен? Пошли на бастион.
     -Пошли.
     Они пересекли Октябрьскую, миновали ?Челюскин?3
     -Зашли бы в ресторан, посидели по-людски,- ворчал Виктор Иванович.
     -Надо быть ближе к народу, к простым массам, сила ? в коллективе,- говорил Валерий, взбираясь по сопочке к бастиону и цепляясь за доски хилой изгороди.
     -Сила ? в яйцах,- буркнул Виктор Иванович.- Тоже придумали коллектив, ячейка?
     -Браво,- откликнулся Валерий,- начинаешь прозревать, подполковник. Давай ? рывок и добрались. Ох-ох-ох? Приморило.
     -А сердчишко-то лечить надо, морячок, что-то ты совсем распустился на этой посудине. Дышишь, как конь загнанный.
     -Вылечу,- мрачнея, пообещал Валерий,- пробку откроем и полегчает.
     -Черт? и присесть некуда. Ну и завел ты меня Сусанин?
     -На барбет садись, не бойся, тут сотнями задниц отшлифовано, ни пылинки.
     -Уговорил. А из чего, собственно, будет проистекать, из ствола, что ли?..
     -Всё учтено.- Валерий постелил газету, поставил бумажные стаканчики, выложил снедь. Ну?..
     Выпили за дружбу, за авиацию, за флот, потом за тех, кто в море и в воздухе.
     -У тебя когда самолет?- спросил Валерий, поддевая ножом нежно-красный ломтик горбуши.
     -Завтра в четырнадцать ноль-ноль надо быть в Артеме.
     -Переночуешь на коробке,- решительно сказал Валерий.
     -Никогда! Меня там тараканы сожрут.
     -Как знаешь. Да. У меня к тебе дело есть. Как у тебя насчет связей в литературных кругах?
     -Какие связи, смеёшься?
     -Ну ладно. В Москве-то бываешь?
     Виктор Иванович хмыкнул.
     -Ясно. Отдай в ?Молодую гвардию?4 эту папку.
     -Досье на капитана?- улыбнулся Виктор Иванович.
     -Повесть,- сказал Валерий, потянувшись. Гольная правда о советском работяге с плавбазы. Ума холодных размышлений и сердца горестных замет. Возьмут?
     -Не знаю. Мое дело передать, как я понимаю,- передам.
     -Ну, а если не возьмут, то сунь в ближайшую урну.
     -А здесь не пробовал?
     - Что, в урну сунуть?
     - Издать!
     -Здесь? Здесь ? нет. Да и кому я нужен здесь?..
     -Только без обид. А кому ты нужен в Москве?
     -Ну, знаешь? все-таки, флот. Окраина России.
     -Сам-то, как думаешь, стоящая вещь?
     -Я её выстрадал.
     -Понятно. Давай ещё по одной - за повесть, - Виктор Иванович прищурился.- Солнышко, тепло и душевная беседа, что ещё нужно человеку для полного счастья?..
     -Многое,- Валерий разлил остатки коньяка по стаканам.- Квартира, машина, дача, зарплата, уверенность в завтрашнем дне, спокойствие за детей, свобода, наконец.
     -Равенство, братство?
     -Да, если хочешь.
     -Так проходили.
     -И что же ты проходил?- спросил Добрынин с усмешкой.- Истпарт?5
     Виктор Иванович не ответил, почесал затылок и сказал:
     -Что ты думаешь о перестройке?
     -А что тут думать? Можно перестраивать, когда что-то построено. Например, этот бастион можно перестроить. Провести сюда подъемник, сделать смотровую площадку, поставить тенты? Можно город перестроить, изменить планировку улиц, например. А как можно перестраивать там, где ничего нет и ничего не создано?
     -Ну, это ты хватил!.. Согласен, мы не построили коммунизм, который так опрометчиво объявил главный кукурузный агроном и потомственный шахтер6, но устойчивый или развитой ? это уж как тебе нравится ? социализм стране удалось построить.
     -Витя, ты хоть и подполковник, а баран.
     -За это надо выпить,- согласно кивнул Виктор Иванович.- Сколько живу, а ты первый меня бараном обозвал.
     -А нечего.
     -В Греции всё есть,- гордо сказал Виктор Иванович, вытаскивая из заднего кармана брюк плоскую фляжку,- Чистый спирт с лимонным соком, рекомендую.
     Выпили, закусили. Добрынин гнул своё.
     -А баран ты, Витя, вот почему. Шестьдесят девять лет вдалбливали народу, что иметь много денег неприлично, так могут жить только буржуи.
     -Да,- радостно сказал Виктор Иванович.- Так ты за деньгами в море пошел?
     -А почему бы и нет?
     -И кто из нас баран? Если бы ты не строил из себя защитника свобод и демократий, не гадил в ту самую миску, из которой ел, то занимался бы любимым делом. Подумаешь, обидели его!.. На обиженных воду возят. И вот финал твоей службы ? плавбаза. Так кто из нас?.. Ты как сюда попал вообще?..
     -Всё в повести,- вдруг обмяк Валерий.- Ты же не сдашь меня чекистам?
     -За такие слова да в морду бы!- озверел Миронов.- Ты что, совсем?..
     -Извини. Папку передашь?
     -Передам.
     -Ох, ты!- воскликнул Добрынин.- Мне на вахту заступать через два часа, пока доберусь?
     -Я провожу.
     -Не надо. Устраивайся в гостиницу. Сложно здесь с этим.
     -Уладится,- успокоил Виктор Иванович.
     Они вышли к кинотеатру ?Океан?. Остановились. Помолчали, оба ощущая какое-то напряжение.
     -Тебе направо,- сказал Добрынин.
     -Да. Ну, что?
     -Прощай, Витя.
     -Ну-у-у, что так мрачно. Встретимся.
     -А зачем? Похоже, наши дороги разошлись.
     -Даже так?
     -Я же сказал ? похоже.
     -Значит не безнадежно.
     Добрынин ушел не оглядываясь.
     А Виктор Иванович посмотрел другу вслед, пожал плечами, вздохнул и, гася раздражение, невесть откуда взявшееся, пошел вверх к гостинице ?Владивосток?.
     В холле гостиницы томился народ. Весело устремлялись к лифту счастливые обладатели номеров и уныло сидели на чемоданах граждане приезжающие. Картина известная. Виктор Иванович протиснулся к окошечку.
     -Командировочное удостоверение, заявка?- деловито осведомилась администратор.
     -Ни того, ни другого,- улыбнулся Виктор Иванович,- но номерок желательно. К примеру, однокомнатный ?люкс?.
     -Мест нет!- отрезала администратор.
     -Раскатал губу,- хохотнул какой-то парень в очереди.- А половичок в людской не хочешь, у порожка?
     Администратор одобрительно улыбнулась. В самом деле, народу не продохнуть, а этому ?люкс? подавай.
     Виктор Иванович вздохнул, полез во внутренний карман пиджака и вынул из записной книжки небольшой прямоугольный листок картона. Ничем особым этот прямоугольничек не отличался. Ярко-красный. В левом верхнем углу золотился герб. Справа от герба шли такие же золотистые буквы СССР. Всё. Ни текста, ни фамилии владельца, ни солидной гербовой печати с подписью очень официального лица. Вместе с удостоверением подал администратору.
     -Вы в курсе, что это означает?
     Администратор прикусила губу при виде красного картона, мельком глянула в удостоверение.
     -Что же вы? Сразу бы и показывали, а то место спрашиваете. Вам ?люкс?? Заполняйте бланки.
     -У-у-у,- протянул парень.
     -Прекратите или вызову милицию,- это администратор.
     -Ого,- сказал парень, но примолк.
     ?Люкс? он и в Африке ?люкс?. Подполковник разделся, вымылся под душем, растерся мохнатым полотенцем, вышел в зал и включил телевизор. Номер был двухместный, но администратор, мило улыбнувшись, сказала, что товарища подполковника беспокоить не будут. Ну и ладно.
     Окна номера выходили на бухту. Вид, как в американских фильмах о миллионерах: светло-зеленая, чуть с синевой гладь залива, белые паруса яхт, синева невысоких сопок в дали. Пейзаж настраивал на лирический лад. Виктор Иванович потянулся к ?дипломату?, щелкнул замком, извлек папку. На титульном листе отпечатано: ?Тамань? и ниже: ?Тихий океан 1984-85 годы?.
     -Ну-ну,- произнес Виктор Иванович, чему-то радуясь и потирая руки.- Ну-ну?
     Он перевернул страницу. ?Из серого мрака, сквозь густой туман темнел выгнутый форштевень большого корабля??
     -Ишь, как завернул Валерик! Чувствуется классик,- сказал подполковник нервически весело.
     Он принес из спальной комнаты мохнатое покрывало, подушку, улегся в зале на диван, удобно расположившись. Выпитый коньяк его не очень беспокоил, но придавал телу некое взвешенное состояние. С ожиданием необычного он взял рукопись и начал читать.
     
     ***
     
     ?Из серого мрака, сквозь густой туман темнел выгнутый форштевень большого корабля. Сердце моё сжалось. Я остановился, оглядываясь. Прошлая жизнь с аэродромами и полетами уходила навсегда, а что ждало меня здесь, за этой темной обшивкой борта, я не мог сказать даже приблизительно. Море? Я никогда не испытывал к нему трепетной любви, а дух бродяжничества, этакого морского скитальца, лихо выговаривающего ?Сингапур? или ?Бомбей? во мне отсутствовал напрочь. Что же манило меня? Увы, мечты прозаические, как сама жизнь. Сколотить энную сумму денег и жить год-два более или менее обеспечено. ?Жизнь такова, какова она есть и больше ни какова? вспомнилось мне на этом слякотном пирсе в призрачном свете фонарей. Свет их еле пробивался сквозь плотную завесу колышущейся мути и порождал чувство безысходной тоски и щемящего одиночества.
     Ветер, резким порывом дунувший с моря, отнес клочья тумана, и моя будущность проступила во всей красе в виде обшарпанного борта, с маячившим у трапа матросом с повязкой вахтенного на рукаве, и большими буквами, написанными латинским шрифтом над ходовым мостиком.
     -?Тамань?,- прочитал я вполголоса.
     -Эй, на пирсе!- сердито крикнул матрос.- К нам что ли? Так давай на борт! Чего там мочишься?
     В самом деле, чего?.. С прошлым покончено навсегда, а реальность ? вот она. Простая, как веник и загадочная, как египетские пирамиды. Нет, конечно, за несколько месяцев учебы я уже немного понимал в морской терминологии. Например, вот эта широкая лестница, опущенная с борта на пирс, называется трап, как и все лесенки на судне. Круглые окошечки в борту ? иллюминаторы, лодка ? шлюпка, скамейка ? банка. В этом я уже немного разбирался, но то, что я матрос в этом я не был уверен полностью. Как ни странно, а к роли штурмана, скажем, я был подготовлен лучше. Какая разница, какую точку определять в пространстве ? самолет или корабль. Но мне сказали на учебно-тренировочном судне, что штурманов девать некуда, а матросов нехватает.
     -Ну что же?- сказал Сан-Саныч, подписывая направление. - Лады. Поселим мы вас, в эта? в сто четвертую. Устраивает? Вижу, что устраивает. Идите, отдыхайте с дороги, располагайтесь в каюте. При случае ? вызовем.
     -Как долго ждать случай?- проявил я любопытство.
     -Своевременно или чуть позже,- строго изрек Сан-Саныч.- Не надо суетиться под клиентом. Всё должно быть взвешено, обдумано и учтено. Внятно излагаю?
     -Так точно! Бодро ответил я.
     -Вот именно,- подтвердил Сан-Саныч. - На ?Тамани? все творится без суеты, но с чувством. Так что идите, устраивайтесь и не мешайте работать.
     Сан-Саныч ? завпроизводством. Второе лицо после капитан-директора. Плотный мужичок, одетый в форму гражданского морского флота он, казалось, был доволен жизнью, морем и этой мрачноватой коробкой с лязгающими механизмами по имени ?Тамань? (как я ошибался в своих выводах?). А многократное преобладание женского пола над мужским придавало пребыванию в море некую пикантность ситуации. Не знаю, прав я или нет? Мне, сугубо сухопутной личности судить обо всем трудно, но впереди рейс и будущее очень скоро себя проявит.
     С этими мыслями я подошел к каюте с номером сто четыре и толкнул дверь. Три чуть живых, слегка остекленевших человека, поглядели на меня задумчиво.
     -Сваливаем,- сказал, видимо, более трезвый из них,- хозяин пришел.
     -Пускай он отсосет,- предложил один.- У нас есть ещё?
     -Есть,- сказал трезвый.- В другой каюте.
     -Пошли.
     -А по тундре, по железной дороге, где мчится скорый Воркута-Ленинград!..- вдруг стал пробовать себя в вокале третий.
     -Пошли,- сказал трезвый.
     -Мужик, пока.- И вся троица, покачиваясь и напевая про Магадан, покинула каюту.
     Убирать пустые бутылки, объедки и весь этот свинарник, что они оставили после себя, не хотелось, но пришлось. Наведя относительный порядок, я запихнул чемодан в угол, перебрался на верхнюю койку ? она показалась мне почище ? и переборов в себе брезгливость от множества тараканов, упал на ворсистое одеяло и заснул, прямо сказать, мертвецки.
     Утром меня вызвал Сан-Саныч и сообщил, что я определен в боцманскую команду. Вот и при деле.
     Что представляет собою боцманская команда, я знал в основном по литературе, кинофильмам и тем скудным сведениям, что получил на ускоренных курсах рядового плавсостава. Но одно дело знать, а другое ? быть и в этой разнице я очень скоро убедился.
     Женя, как звали боцмана, и как он убедительно рекомендовал себя звать, больше походил на тренера по ?сумо?. Необъятный, как шкаф, затянутый в брезентовую робу и покручивая запорожские усы, свисавшие вниз лохматыми хвостиками с полного лица, он вывалил на новичков, которых к моему удивлению оказалось человек шесть, с десяток ?НЕ?. Сюда входило:
     -не опаздывать на работу,
     -не ?гнать дуру? (видимо, работать, как следует),
     -не богодулить, что означало тоже самое,
     -не маячить на глазах у начальства,
     -не совать нос, куда не просят,
     -не драть в каюте кого попало и только по обоюдному согласию,
     -не водить баб с берега ? свои ласки просят,
     -не бросать за борт, что не положено,
     -не надираться до соплей и просячего визга.
     Среди этих ?не? мелькнуло одно ?да?. Пустые бутылки боцман рекомендовал разбивать о борт плавбазы, чтобы ?блюсти экологию?, как, подняв палец, сообщил боцман.
     -Николаич,- обратился боцман в конце своей речи к поджарому, несколько сутуловатому мужчине лет пятидесяти,- возьми к себе этого алика на воспитание и сделай из него моряка.
     -Да, босс,- лениво цедит Николаич и ко мне,- пошли.
     Николаич не по годам подвижен. Я еле успеваю за ним по бесчисленным переходам. Резок в движениях, что никак не вяжется с его плавной замедленной речью. Пронырливые глаза замечают всё и вся. На губах Николаича иногда возникает странная полуулыбка и тогда он напоминает мне Вольтера, присевшего на горшок. Сдается мне, он слегка блажит. Как знать? Может это тоже способ выживания?.. Вероятно, Николаич следует советам Дейла Карнеги ? использовать для сна любую ситуацию. И надо сказать применяет этот совет на практике очень успешно, потому как может клюнуть носом в чашку с макаронами по-флотски, уснуть где-нибудь в уголочке на корточках, а уж на собраниях храпел так, что президиум, принимал храп за возгласы одобрения очередного тезиса и объявлял: ?Принято!?
     В закутке, именуемой ?судовой столярной мастерской?, куда мы примчались, Николаич вынул из древесной стружки пятилитровую канистру и приказал:
     -Кадет, за пивом марш!
     -Деньги,- совершенно справедливо, на мой взгляд, сказал я.
     -Чего-о-о?- в сразу загрустивших глазах Николаича блеснуло столь неподдельное изумление, что я решил не трогать столь деликатную тему.
     Ну, в самом деле, при чем тут деньги, когда ситуация требовала слияния с самыми сокровенными желаниями экипажа, но я - возражаю.
     -Ладно. А работа, а если попадусь, а вахта у трапа, я же не мышь и по швартовочному тросу на корабль не заберусь.
     -Это твои проблемы,- насупился Николаич.- а пиво приволоки.
     -Далеко?- поинтересовался вахтенный.
     -За бензином ?Калоша?7,- сказал я очень честно и добавил на всякий случай,- Николаич послал.
     -Это сразу за проходной,- подсказал вахтенный.- Увидишь бадейку на колесах, а на ней написано ?Калоша?. Иди, парень. Молодец, сразу службу понял. Далеко пойдешь. Чего стал, иди?
     Я молча сбежал по трапу
     -Набрали шестерок,- услышал я в спину.
     Никогда не был себе так противен, как в тот момент. Докатился. Канистра с булькающим пивом оттягивала не столько руку, сколько душу. Вахтенный понял, куда я иду и с чем возвращаюсь. Настроен он решительно и, стало быть, через час я сойду с ?Тамани? вольным человеком. Ну и ладно. На этой коробке свет клином не сошелся.
     -Набрал бензина?- ухмыльнувшись, спросил матрос.- Сдам тебя сейчас вахтенному штурману и гули-гули?
     -Ну и не тяни,- ответил я безразлично, ещё успею взять билет до?
     -До?- спросил матрос.- Чего примолк?
     -Какая тебе разница, зови штурмана.
     -Рисковый ты мужичок. Ладно. Раз не юлишь ? проходи. Кружечку плеснешь? Сушняк давит, поддали вчера капитально. Ух-х, вечерок был, а девочки? да-а-а?
     -Где кружка?!- спросил я остервенело.
     -Ты в очко глубоко не залазь,- предупредил матрос.- Не надо. Нам с тобой, корешок, не один день пахать. Не рви пупок. А кружка вот.
     Я налил ему полную кружку холодного пенящегося пива, закрыл канистру и понес страждущему Николаичу.
     -Принес?- изумился Николаич.- А как ты мимо вахты прошмыгнул?.. Ну, голова!.. Моряк, сразу видно. Я, как поглядел на тебя, так сразу понял ? парень моряк и все тут. Ну, скорее наливай же, наливай!
     Я налил ему кружку, другую. На четвертой Николаич спохватился. Подвинул, давно не видевший мыла стакан и тоном, не терпящем возражений, сказал:
     -Себе!
     -Не пью,- возразил я.
     -Пиво же,- насторожился Николаич.
     -А пиво тем более.
     -Правильный, да? Ну, и хрен с тобой,- сказал Николаич, поднося ко рту очередную кружку.- Сразу видно ? сухопутная крыса, а не моряк. Иди доски стругай, расселся тут! Пришлют черте кого, майся с ними?
     Мой имидж моряка мгновенно рухнул. И вроде бы мелочь, точка зрения судового плотника Николаича, но вся жизнь состоит из мелочей, и я уже представил, как сложится моё существование на ?Тамани?. А не берег, не сойдешь. И нет выходных, когда можно отдышаться от производственных неурядиц. Море. И завтра отход.
     В каюте нас четверо. Володя, Николай, Сергей и я. У Сергея тоже высшее образование. Он инженер минус механик. Матросы рыбообработки. Вот и всё. Ни пилотов, ни инженеров. Кому интересно моё прошлое. Сергею? Так он скрылся на море от алиментов. Володе? Ему, кроме кооперативной квартиры ничего не нужно и неинтересно. Николаю? Ему всё до фени. Он в морях пятнадцать лет и жизнь на берегу для него такая же абстракция, как для меня творчество Пикассо. О, какой я умный, аж противно! С какого, собственно, перепугу мое прошлое должно кого-то интересовать? Несмотря на жизнеутверждающий лозунг ?Человек человеку друг??, на ?Тамани? каждый сам себе - велосипед и, насколько я успел понять, здесь другой принцип: ?Я к тебе не лезу, а ты ко мне нелезь?.
     -Прошлую путину я жил в каюте с одним корефаном,- басит Николай пропитым голосом,- пидар одно слово, У него хобби была такая: развесит в каюте портянки и балдеет. Я их взял и выбросил в дырку.
     -Куда?- проявляет интерес Сергей, листая затертый журнал ?Советский экран?.
     -В иллюминатор!- рявкает Николай.- Сушилки нет, что ли? Понаносят робы ? нюхай тут!
     Серега осторожно косится в угол каюты, где навалом перемешались сапоги, брезентовые куртки, брюки рукавицы. Из угла идет некоторое ?амбре? и воздух заметно густеет от запахов. Он задумчиво переносит взгляд на ?дырочку? и, похоже, мысленно соглашается с тем, что всё это матросское добро элементарно упорхнет за борт, но неловко признавать оплошность и он находит выход.
     -Бардачина в каюте,- говорит он, потягиваясь, и зевая.- Надо, братва, порядок навести.
     -Наводи-наводи,- бурчит Николай примирительно.
     Николай не высок. Весь сухой, жилистый. Из той породы, что никого не признают ни черта, ни начальства. Он знает теплоход вдоль и поперек, и знание посудины  придает ему уверенность. Только капитан-директор для него Степаныч, а штурмана, механики и прочее начальство для него просто ?шерсть?, как он говорит. И надо видеть, как косоротится ?дед?, когда Николай подходи к нему и произносит ласково:
     -Слышь, Витек, давай-ка твою ?сливочную? закурим. На дурняк и уксус слаще.
     ?Дед?8 сатанеет, но лезет в карман, вынимает ?Кэмел? и молча протягивает.
     -Ты, Витек, от этого верблюда только язву наживешь. Выкинь за борт и на моей ?Астры?.
     -Как хочешь,- ворчит ?дед? и прячет сигареты.
     А Николай демонстративно пыхает ?Астрой? и отворачивается. Он называет это ?прикол?.
     Серега ? это два Николая. Светловолосый, широк в плечах, едва помещается на койке.
     -Понаделают закутков,- кряхтит он,- ноги не вытянешь.
     -Завтра газорезку надо доставить,- серьезно замечает Володя.
     -Зачем?- Сергей слегка настораживается.
     -Прорежем дырки в борту, будешь ноги высовывать.
     -Намокнут, если шторм,- еще не доходит до Сергея.
     Мы счастливо ржём.
     -Капитальный прикол,- говорит Николай сквозь смех.
     Мне тоже смешно, хотя, что же тут смешного, если по-честному. Понятное дело, намокнут ноги?
     -Или акулы откусят,- добавляю я.
     -Вместе с концом,- хрюкает Николай.- Серега без конца ? капитально!..
     Тема близкая и она захватывает мужиков. Володя, выше Николая, но ниже Сергея. В американском джинсовом костюме, весь прилизанный с тоненькими пижонскими усиками на маленьком постном личике, ударяется в воспоминания.
     -Буфетчицу, ну какая разница  с какого парохода, в телефонной будке всю ночь драл. Иду утром на коробку, аж качает?
     -А у меня случай был,- трепыхается Серега.
     И пошло, и поехало.
     -Утром приду,- срывается вдруг Николай.
     -Побежал сандалик мерять,- говорит Володя,- Замордовали мужика своими воспоминаниями.
     В каюте стихает, я забираюсь на койку и засыпаю под сладострастные бормотания Сергея и Володи.
     -Боцмана ? на бак! Боцмана ? на бак! ? гремит судовое радио.
     Сброшены с кнехтов швартовы. Застучал брашпиль на баке, с грохотом выбирая якорную цепь. Полоска воды между бортом и пирсом становится все шире и шире?
     По-деловому, не спеша, со знанием дела подошел буксирчик-толкач; подошел, уперся в корму своим носиком, затарахтел винтами. Мне кажется, что он слегка попердывает, разворачивая громаду ?Тамани? носом в океан. В океан! Конец апреля. Вернемся где-то к январю.
     Я жадно всматриваюсь во Владивосток. Город словно плеснул прибоем на невысокие сопки, и каменные волны домов застыли на склонах. Я люблю и проклинаю этот  город до онемения души. Здесь моя судьба треснула окончательно, здесь оборвалась ниточка, связывающая меня с прошлым.
     Моя дорога на ?Тамань? началась с заявления: а что, если я не член КПСС, то уже и летать мне нельзя? Туполев тоже был беспартийный, но это не мешало ему создавать самолеты, так нагло я заявил на парткомиссии.
     -Вы думаете, что говорите, капитан?- спросил меня въедливый полковник из округа.- Вы и товарищ Туполев!..- он поднял палец.- Ну и самомнение у вас? Полк переходит на новую технику, и доверить её, человеку, не разделяющему наши идеалы, а проще говоря, не нашему мы, вероятнее всего ? не сможем.
     -Если вам нужны не летчики, а члены партии, то какие проблемы?- наглость моя не имела границ, я еще жил ощущением одного из лучших летчиков полка и петли на шее не ощутил, еще нет.
     -Вы служили за границей?- спросил лысенький капитан из особого отдела.
     -Да. И что?
     -Добрынин!- зарычал наш ?батя?.- Ты чего цирк устроил?! Ты же пошутил, да? Глупо, понимаем, сами были молоды. Попадала и нам шлея под хвост, чего же не понять!.. Товарищи!- уже к комиссии.- Хлопец дурочку валяет. Лучший летчик полка, перспективный, представлен к досрочному присвоению звания ?майор??
     -Прошляпили, подполковник,- не сказал ? прошелестел особист.- Вы разве не чувствуете его гнилое буржуазное нутро? Он насквозь пропитан империалистической пропагандой. Или вам мало Чугуевского инцидента?9 Вы хотите, чтобы это,- нажал на слово особист,- повторилось у нас?
     -Да вы что!?- зашелся ?батя?.- Кто вам позволит!! Не тридцать седьмой год!
     -Я не позволю,- тихо сказал особист, пропуская мимо ушей ?батин? крик.- Партия не позволит. Вам понятно? Идите, Добрынин.
     Я видел, как побледнел ?батя?, но всё еще не верил. Щелкнул каблуками, развернулся и  вышел строевым шагом.
     -Видите, издевается,- услышал я в спину.
     Разве я издевался, если строевой шаг - издевательство, тогда извините?..
     Командир полка злой, с пылающими щеками выскочил из кабинета вслед за мной.
     -Чтобы сегодня рапорт об увольнении из армии по семейным обстоятельствам был у меня на столе. Сегодня! Понял? Это всё, что я могу для тебя сделать. Идиот! Боже, какой ты дурак!..
     -?Батя?!
     -Иди ты?
     Последние армейские будни припомнились мне пока ?Тамань? выгребалась из бухты, а город уходил все дальше и дальше. Наверное, тысячу раз был прав ?батя? - не надо было корчить из себя героя на парткомиссии. Вот Витя, Виктор Иванович, член КПСС и при деле, а я баран и на ?Тамани?, нормально!
     
     ***
     
     Прямо на палубе в несколько рядов тянутся черные ленты транспортеров. От бака до кормы. Аборигены ?Тамани? называют эти ленты ?дорогой жизни?. Сейчас по ней идет красноватый минтай. У меня в руке шкерочный нож, острый, как бритва, а им надо работать лучше, чем ниндзя. Раз ? отсечена голова, два - выпущены внутренности, три ? снята пленка внутри брюшка. А четыре ? может отскочить палец. Работа тяжелая, нудная, но рыба идет, надо шевелиться, мысли заволакивает туман, а перед глазами обезглавленные и выпотрошенные тушки минтая, уплывающие по линии дальше в цех, где их засаливают в бочки.
     Особенно устают руки. И нужно терпеть, пересилить возникающую боль. Она начинается в пальцах, переходит на руки, разливается по спине. И не дай Бог ошибиться, не дай Бог!.. Проходит полчаса, час и если пересилил себя, то устоишь и будешь работать, и снова будешь чувствовать свое тело. Но ты уже превратился в автомат, усвоивший ритм: раз-два-три, раз-два-три? Ждешь обеда, ждешь чая, ждешь конца смены и так изо дня в день с восьми ноль-ноль до двадцати ноль-ноль. Каждый день от начала путины до её конца.
     Начало весны. По палубе гуляет и развлекается злой колючий ветерок, закручивая волны барашками. А руки коченеют, пальцы сводит судорога и самое время спросить себя ? для чего эта каторжная работа?
     Деньги?.. Да, конечно. Но какой ценой?.. Где-то вычитал, что из заработанного рубля я получаю всего восемь копеек. Всего восемь!.. Вот пакость-то, не пятьдесят, не даже тридцать ? восемь!..
     На минтае мы оказались неожиданно. Ловили сельдь. Шла селедка не жирная, но крупная, а поступил приказ: селедку за борт, ловим минтай и треску. И за борт. Трудно сказать, сколько ушло её в мутные воды Тихого океана. Ни одна сотня тонн ? это точно. Ребята матерились и зря. Чему удивляться ? социалистическая система хозяйствования в действии.
     Сосед пытается что то рассказать, но я лишь мычу в ответ. Трудно говорить, хотя мы стоим рядом плечо в плечо. Ревет динамик:
     ?? мне уже со многими скучно,
     успел от многих устать??
     Похоже, плакался маленький гигант большого секса. То вдруг откровения алиментщика:
     ??а за мною гнался по пятам
     исполнительный лист??
     Последняя песня для ?Тамани? наиболее актуальна. У многих из команды проблемы с названным листом. Не зря лица парней кривятся в ухмылке. Пробегает Николаич по своим плотницким делам. Притормаживает на минутку и орет во все горло:
     -Мужики! Сейчас радист ?радио? на берег передал. Кто послал, признавайтесь!
     -Текст?- спрашивают на линии.
     -А текст такой,- Николаич подмигивает.- ?Мама, срочно вышли денег. Твой кормилец Вова?.
     Мужики облегченно хохочут. Мой сосед по транспортеру Марат:
     -А чё!.. Заходим в Находке в ресторан. Знаете где?
     -Ну,- практически все знают.
     -Денег ни копья,- продолжает Марат.- Флот же зашел. Гулять, так гулять! Кричим: ?Официант! Тарелку борща и восемь ложек!?
     Смех становится гуще и рукам легче. Великое дело смех! Смейтесь чаще, граждане по проводу и без. Смех продлевает жизнь. И плюньте на пословицу: ?Смех без причины ? признак дурачины?. Это кто-то из философствующих умников придумал. Постоял бы он на поточной линии.
     Нахожу в себе силы поднять голову и оглянуться. Берега не видно, но чаек полно. Наверное, мы в одном верблюжьем переходе от берега. А глазеть нельзя. Собьешься с ритма ? попадешь в разряд ?шлангов?. Это звание мне не к лицу и я наваливаюсь на работу.
     Утром выясняется, что посол забракован и полторы сотни бочек рыбы ушло в ?шестой? трюм ? в море. Все вокруг колхозное, все вокруг мое, Когда слишком много хозяев, значит, что хозяина нет вообще. Нормально!
     На минтаевой путине, как и положено в социалистическом обществе, началось соревнование между бригадами обработчиков. Нет, чтобы работать по-людски, соблюдая режим обработки и технологию? нет, давай! Ура-ура! Кто быстрее, кто больше! Наша бригада дала больше, а результат?.. Он ушел за борт.
     Ночью встревожено завыли сирены. Шлюпочная тревога! Вылетел на палубу с поплавками на животе. Есть такая штука на флоте, лежит у каждого под подушкой, спасательный пояс называется. Народ посмеялся над моей дуростью. Оказывается на сленге плавбазы ?шлюпочная тревога? объявляется, когда надо что-то смайнать за борт. А я думаю ? с некоторым холодком в груди,- а если серьезно, шлюпочная тревога, а люди выбегут без поясов?.. Мне становится жутковато от этой мысли. Этой ночью надо смайнать в море соль. Зачем? Надо! Мешки с солью один за другим шлепаются в океан. Из дырявых соль льется на палубу, искорками вспыхивает в свете прожекторов. Красиво. К утру выбросили тонн пятьдесят. Ходят слухи, что база скоро станет на перестой к причалу и должна быть очищена от всякого груза. Штурмана утверждали, мол, можно было мешки перегрузить ? возиться неохота. В конце концов, ну, что такое соль?.. Когда ночами уходят в океан бочки с селедкой, банки, косяки задохнувшейся в тралах рыбы только потому, что она не по ГОСТу, а выясняется это уже на палубе?
     Крайних, как водится, нет и не может быть, Всё наоборот! Всем хорошо и все смеются.
     Ордена, медали, грамоты, премиальные ? само собой. Рыбу поймали? Да! Отчет о центнерах есть? А как же! Зер гут, дырявьте пиджачок. Вам доводилось держать селедищу, отливающую синевой, толщиной с ладонь, нет? Не напрягайте зрение. Эта рыбка, затаренная в бочки где-то в глубинах океана, а отсвет её в орденских колодочках капитан-директора плавбазы ?Тамань?. Такие вот пироги, граждане??
     Виктор Иванович дико огляделся, как будто весь номер  был засыпан солью, а в каждом углу гостиницы стояло по бочке с ?ивасями?. Он взволновано вздохнул и перевернул страницу.
     ?Вот и май. Владивосток. Снова берег. Не до отдыха. Грузим бочки (чтобы сбросить в океане?), продукты. Машинная команда вместе с добровольцами из рыбообработки перебирает главный двигатель. Я от машины категорически отказался, записался в погруз-банду. Запах керосина будит другие воспоминания, а мне не до этого. Грузим макароны, тару, сгущенку и я по мере возможности счастлив. Руки заняты, голова свободна и думать мне не запрещают. Пока. Может, грянет время, что и думать запретят, все может быть. Придумают хитрый индикатор, и только мелькнула крамольная мыслишка, а на руках щелк наручники и привет.
     ?По тундре, по железной дороге??
     У нас новый Мастер. Такое на флоте прозвище у капитанов. Здоровенный мужик, парни зовут его ?шкаф?. Розовые щеки капитана напоминают рекламный плакат: ?Я ем повидло и джем?. У команды другая точка зрения. О лице капитана парни замечают, что у него ?морда кирпича просит?. А на мой взгляд интеллигентный, образованный, энергичный молодой человек. Ему чуть за тридцать и уже капитан-директор. Говорят ? начинал едва ли не с юнги, закончил мореходку, ходил боцманом, за обедом просит жену покачать стол ? не может жить без шторма. Безумно влюблен в море. Такая любовь на грани фанатизма и делает простого человека великим. Мне слегка завидно. Моих лет, а вот, поди ж ты, капитан-директор! Наверное, член КПСС.
     -Шлангуем, молодой человек?- вопрос, заданный резко вывел меня из задумчивости, я поднял голову.
     Передо мной стоял пышущий здоровьем и оптимизмом капитан-директор.
     -Извините,- я машинально вытягиваюсь в струнку, капитан морщится, народ хихикает.
     -Вот только не надо этих салдофонских замашек,- говорит он, явно раздражаясь.- Почему не работаете?
     -Задумался,- мямлю я, прямо физически ощущая волну неприязни идущую от капитана.
     -Мне нужны матросы, а не философы!- резко говорит капитан.- Но если есть настроение задумываться над смыслом бытия, это можно устроить. Будете думать на берегу.
     -Так точно!- я опять срываюсь и капитан расценивает это как издевательство.
     Лицо его багровеет и берег, похоже, начинает светить мне очень реально.
     -Так,- роняет Мастер.- Фамилия!
     -Капитан Добрынин!- четко отвечаю я, видать, крепко меня заклинило.
     -Не понял?!- говорит капитан, и лицо его из багрового становится белым.
     -Виноват, капитан запаса Добрынин.
     -Ты?..
     -Я.
     Мы с минуту смотрим друг на друга. Наконец Мастер оглядывается, осматривает меня с головы до пят и произносит.
     -Так. Если обманул, через час будешь на берегу со всеми шмотками.
     -Есть.
     -Иди, работай.
     -Иду.
     Я отбегаю. Не скорым шагом, а, прямо-таки, натурально отбегаю и вклиниваюсь в цепочку матросов, таскающих бочки с берега. Можно поднять бочки стрелой, но стоим кормой к причалу и - как мураши: туда бегом вниз, обратно, уже с бочкой, осторожно. Трап расхлябанный, узкий. Корма ?Тамани? высокая. Прикиньте, пятый этаж и всё будет ясно. Через полтора часа, когда ноги уже гудели от беготни, по судовому радио раздалось:
     -Матросу Добрынину подняться в каюту капитан-директора! Повторяю?
     Парни в легком шоке. Матроса, по судовому радио, к капитану?.. Такого на ?Тамани? еще не случалось.
     -Иди, чего стоишь. Мастер зовет.
     -Ой, мужики, это не к добру?
     -Может чарку плеснет за ударный труд?..
     Я ставлю бочку на палубу и не спеша иду в каюту Мастера. Куда спешить? Высокое начальство не вызывает для душевных бесед. Зайти в каюту вещи собрать?.. Ладно, успеется.
     -Матрос Добрынин по-вашему?
     -Садитесь, Добрынин!- резко обрывает капитан мой доклад.- Садитесь!
     -Я в робе.
     -Ничего.
     Я усаживаюсь на краешек громадного кресла осторожно так, бочком. Не из страха. Роба действительно грязновата, а тут мебель все-таки?
     -Меня зовут Юрий Николаевич. Фамилия ? Басов.
     -Я знаю.
     -Что ж? капитан Добрынин, вы правы и всё сходится,- он умолкает.
     Молчу и я, так как не улавливаю направление и ход мыслей Мастера.
     -Что же мне с вами делать?- наконец говорит он.- С академическим образованием шкерить рыбу, знаете, непозволительная роскошь.
     -Вы меня списываете?- задаю вопрос в лоб.
     Капитан смотрит на меня и вздыхает.
     -Вы инженер?
     -Да, но у нас в каюте ещё два инженера?
     Капитан пропускает мою реплику мимо ушей.
     -Мне нужен четвертый механик. Согласны?
     -Я не знаю судовых машин, палубного хозяйства, а потом вот так сразу?
     -А чего тянуть кота за хвост? Техника не сложнее самолета.- Он нажимает клавишу селектора.- Дед, зайди в каюту.- И ко мне,- коньяку хочешь, четвертый?
     О, Господи! Для себя он уже всё решил. Круто забирает мужик!.. Я отрицательно мотаю головой.
     -Не пьешь?
     -Нет.
     -Вообще?
     -За редким исключением.
     -Ценю выдержку, Добрынин, но вы переходите в командный состав. Разве это не повод?
     -Было бы желание, а повод всегда можно найти.
     -Хорошо!- смеется Басов.- Понимаю. Здесь, вероятно, и потрясение, и смута в душе, так?
     Я киваю головой. Не могу говорить, К горлу подступает ком. Впервые за годы скитаний по работам ко мне отнеслись с пониманием. Капитан-директор отворачивается к широкому квадратному иллюминатору и говорит не поворачиваясь:.
     -Всё будет хорошо, Валерий, всё будет нормально?
     -Вызывали, Юрий Николаевич?- всовывается в каюту Дед.
     -Заходи. Слушай, ты своего алкаша списал?
     -Четвертого? Да.
-Механик нужен?
-Во, как!
-Нашел?
-Нет. Кадры почему-то не присылают. Заявку ещё с моря подал.
-А через три дня снимаемся с якоря. Как быть?
-Не знаю. Сегодня еще смотаюсь к инспекторам по кадрам. Может, подошел кто?.. Нам бы путину перебиться, а там подыщут.
-То есть в настоящий момент у тебя вакансия на эту должность?
-Юрий Николаевич, знаете же?
-Чтобы ты без меня делал?.. Вот тебе четвертый механик,- жест в мою сторону.- Добрынин Валерий Викторович. Академию закончил, голова,- сказал Мастер таким голосом, каким, наверное, представляют посла президенту дружественной страны.
-Так он, по-моему, с рыбообработки?
     -Верно,- сказал Басов весело.- Берешь?
     Дед пожал плечами. На его лице читалось открытым текстом: ?Да мне по барабану. У вас тут какие-то свои игры, а мне потом расхлебывать. Приказывай, возьму, куда деваться?. Дед решается на слабое сопротивление.
     -Он из авиации, говорят, не знаю. Справишься?
     -Вы решайте, а я пойду,- что-то во мне хрустнуло,- я и самом деле только матрос.
     -А нервов не надо,- Сказал Юрий Николаевич.- Я понимаю, перепад довольно резкий, но, пожалуйста, без нервов. И Деду.- Берешь?
     -Возьму. Поднатаскается. Медведей учат. А он ? голова. По глазам вижу ? голова.
     -Согласны, Валерий Викторович?
     -Да,- выдохнул я.
     Дальнейшие уговоры мне уже кажутся просто неприличными, и я быстро соглашаюсь Ладно. Поживем ? увидим.
     -Так вопрос решен. Добрынин, пишите заявление о переводе вас четвертым механиком. На имя стармеха. Я завизирую. И сейчас же, вместе с Дедом, поезжайте в кадры. Вернетесь, закончим формальности здесь. Каюта ну, и прочие вещи. Так, Дед?
     -Точно ? да.
     -Тогда ? всё, разбежались.
     Я вышел из каюты капитан-директора в легком трансе ошалело, оглядываясь по сторонам. Жизнь делала крутой вираж. Ну, что ж, начнем все сначала четвертый механик Добрынин. Я вышел на палубу. Ярко светило солнце. Сверкала бухта. Шумел трамвайными звонками город и с берега доносился пьянящий запах сирени. Дул легкий ветерок. И мне показалось, что это ветер Надежды. Был ли я счастлив в эту минуту? Да, наверное. Но к этому ощущению примешивалась легкая горечь. Почему? Откуда мне знать?

***

     В хозяйстве четвертого механика ? палуба. Точнее, все механизмы, расположенные на ней. Шпили, лебедки, стрелы и вахта, конечно. Это само собой. Я с удовольствием и даже некоторым интересом вцепился в освоение новой для меня техники. Недели через две, уже довольно основательно ? так мне казалось ? разбирался в ленточных тормозах, золотниках и с некоторой робостью, но отстоял первые вахты в машинном отделении. Здесь, правда, я полностью полагался на опыт и практику мотористов, которых такая метаморфоза сначала несколько озадачила. Но я не стеснялся спрашивать, не корчил из себя начальника и парни охотно делились со мною секретами и тонкостями ремесла. Мне оставалось только заполнять вахтенные документы, отвечать на звонки с мостика и, если приходилось, дергать ручку машинного телеграфа.
     Шли дни. А спустя два месяца я понял, что долго не задержусь в этой должности, несмотря на протекцию Басова. Я бы и сам уступил свою должность выпускнику мореходного училища. Но мы в море. Замены мне не предвидится, а Дед зудит с каждым днем всё назойливей.
     -Моряк ? с печки бряк,- стармех не упускает случая зацепить.
     Ну, бряк и бряк. Кому какое дело с какой печки? нет, надо обязательно вставить шпильку.
     -Не понимаю,- Дед трагически закатывает глаза.- Зачем ты выбрал море, да еще специальность матроса рыбообработки? Самую каторгу? Или сбежал? Матрос, что с меня взять?.. Скажи честно: баба, алименты, а может, замочил кого по тихой грусти. Со мной можешь в открытую. Мы же с тобой одной крови. Моряки, командиры, одна семья, мать её?
     -Никому не говорил, а вам скажу, как родному,- говорю я.- Рубля на пиво нехватило. Попросил у одной старушки. А откуда у старушки деньги?.. Ну, я её ножом по горлу ? чик и в колодец. Только пятки сверкнули.
     -А ты, Добрынин, - мудак, - грустно замечает Дед.- Ну, ладно. К слову, ты член партии?
     -Я просто член.
     Он щурится недобро так, губы кривятся не то в ухмылке, не то в усмешке и кивает, отпуская:
     -Ни что не вечно под луной,- говорит Дед с намеком.- А на твоем месте вообще надо быть скромнее.
     Я выхожу на палубу. Резкий ветер с солеными брызгами ударяет в лицо (догадываюсь, что так писано-переписано, но что делать, если именно ударяет), ?Тамань? слегка качает, низкие облака стремительно проносятся над ноком10. Колотится сердце, и я мысленно благодарю Бога за то, что дал мне силы сдержаться, хотя я и так наплел Деду, а стоило?..
     Механизмы я освоил и по работе ко мне вопросов не возникает, но Дед всегда пробурчать, проходя мимо:
     -Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник.
     Бурк, бурк и пошел. Мелочь, а ? Да что уж тут, основная задача ? безотказная работа палубных механизмов во время путины выполняется и это главное, остальное ? переживем. Переживем ли?.. Кают-компания меня не приняла, а бывшие товарищи отвернулись. Обстановочка, смешнее не придумаешь?
     Отчасти потому, потому что я оказался в одиночестве среди людей, я и уселся плотно за эти записи, которые раньше вел от случая к случаю. Незаметно сблизился с капитан-директором, который разбил во мне все представления о чиновнике большого ранга и оказался на редкость добродушным, и лишенным всяких комплексов сравнительно молодым человеком. Он заходит ко мне в каюту, иногда я наношу визит, но чаще он. Не знаю, что его притягивает ко мне, а однажды?
     -Разрешите?- шутливо спросил капитан.
     -Ради Бога, Юрий Николаевич.
     Он вошел и в каюте стало тесновато.
     -Знаешь, Валерий?- он запнулся.- Такие дела?
     Я вопросительно на него посмотрел. Он посвистел в иллюминатор, повернулся и сказал:
     -Плохо дело.
     -Наверное,- согласился я.
     -Точно, а не, наверное. Конечно, пока я жив ? в обиду не дам, но пока я жив.
     -Ну-у-у, так мрачно? Будем вместе жить на ?Тамани? до пенсии.
     -Я не возражаю против такого варианта, но, понимаешь, кто-то настучал на тебя в политотдел. Ушло ?радио? на берег, а я узнаю об этом в последний момент, хотя о подобных телеграммах? словом, такие пироги.
     -А причем здесь я?
     -Ты?
     -Да.
     -Пока при своих интересах,- он усмехнулся.- Политотдел требует на тебя объективную характеристику, а ты знаешь, в каких случаях её требуют?..
     -Когда надо повысить в звании,- пошутил я.
     -Смешно? А мне не смешно. Политотдел требует разобраться с тобой, прямо ужас какой-то. Хорошо. Будем считать, что разобрались. Не надоело быть в механиках?
     -Пока нет.
     -Смог бы на ходу переучиться на штурмана, по-моему, тебе это ближе, изучал же навигацию?..
     -Да.
     -Подумай. Резон в этом есть. Учебниками обеспечу, практику гарантирую. В порту сдашь экзамены?
     -Я подумаю. Так неожиданно?
     -Думай. И не тяни с решением.
     -Это приказ?
     -Пожелание.
     -Понял.
     -И последнее, ты с Дедом полегче. Не нужно этой конфронтации. Он ? личность своеобразная, но специалист каких поискать. Скажу больше, другого такого на флоте нет. Стоит ли обострять отношения?
     -Постараюсь не обострять.
     -Ну, и хорошо.
     Мастер уходит, оставляя мне тему для размышлений, а я отрешенно думаю, что жизнь прожить не к Поле перейти. Так, где же найти выход из этого исхода?..
     А события на путине шли своим чередом, ловили ?ивась?. Через некоторое время все трюмы забиты рыбой. Перегрузчик, как сгинул. Завпроизводством шлет длинные радиограммы в горком, в газету ?Рыбак Приморья?, в крайсофпроф, но результатов нет. Басов выжидает пару дней и ?Тамань? ложится курсом на Владивосток. Встречают нас спокойно. Без криков, без оргвыводов. Едва бросили якорь в бухте Тихой, как нас быстренько освобождают от продукции. А подошедший теплоход ?Профессор Ющенко? заваливает плавбазу тарой. Решительность капитана нравится команде, но неделя все равно потеряна. Приняв на борт тару, продукты, топливо, снимаемся с якоря и спешим в Японское море. Там флот, там путина? и все приятные вещи, связанные с ней по окончании.
     Дописав эту фразу, я слышу осторожный стук в дверь.
     -Да,- говорю я громко и вынимаю лист из машинки.
     Машинка называется ?Москва?, но дефектов в ней столько, что ни один раз я испытал острейшее желание вышвырнуть её в море, но лучше нет. Да, вообще дурдом, называть именем столицы заранее бракованную вещь. За дверью скребутся и я добавляю:
     -Открыто!
     -Один?
     -А кто ещё тут может быть?..
     -Да мало ли кто? ту дэй?
     Люська садится на кровать и забрасывает ногу на ногу так, что моему взгляду открываются умопомрачительные белоснежные плавки.
     -Ху из эпсент?- спрашивает Люська.
     Да уж? тяжело с этими полиглотами. Меня начинает слегка колотить. Люська моложе меня на три года. Черными волнами лежат её волосы на плечах, на лбу завиваются в мелкие кудряшки. Серые глаза лучатся светом. Она красива, что описывать? Не легкой бездумной красотой, а зрелой, еще далекой от увядания женщины. Для Люськи её лето в самом разгаре. Люська чуть выше меня и, наверное, крупнее. Приятной округлости грудь рвет кофточку, расстегнутую до третьей пуговицы, а мраморность её кожи? нет, ну бывает же такое!..
     -Ну и чего мы зеньки таращим, женского белья не видели?- Люська говорит ласково, но в её голосе полнейшее равнодушие и ногу она не убирает.- Ох, мужики,- вздыхает Люська.- Прямо Ху из эпсент? Закурить есть?
     -На полке,- отвечаю также безразлично.
     Ну, зашел человек и зашел. Покурит ? уйдет. Чтобы не молчать, спрашиваю:
     -Ты просто так?
     -А как надо заходить ? не просто? Взяла и зашла.
     -Понял,- говорю я, потому что больше ничего не идет в голову.
     -А может я у тебя жить хочу?.. Пришла навеки поселиться.
     -А книгу взяла любимую при том?..
     Я, как король, живу в отдельной каюте и могу принимать послов иностранных государств, депутации граждан или вот таких вот нежданных гостей, как Люська. От чего-то непредсказуемого меня колотит нервная дрожь. Еще бы не колотила!.. В море уже долго, а при таком скоплении женского населения на борту и воздержании?
     -Нравишься ты мне, четвертый механик, вот и зашла. К бабам не липнешь, за титьки всех подряд не лапаешь и вообще?- Люська крутит в воздухе рукой.- Ты, как это сказать, не прошмандовка, ту дэй?
     -Оксфордский диалект,- замечаю я.- Знаешь, даже импонирует.
     -В гробу я видела этот импорт! Вот взяла и зашла. Что плохого?
     -Ничего. Я рад, что не забыла старого больного человека, спасибо.
     -Ты юморист?- уточняет Люська и тут же утверждает.- Юморист, остряк! Ху из эпсент!
     Как бы я не строил из себя ?Руссо туристо?. Но подспудно нечто подобное ожидал. Но чтобы ко мне зашла первая леди ?Тамани?, возле которой всегда рой мужиков, такого я не мог себе даже представить.
     -Ты женат?- спрашивает Люська.
     -Да, двое парней растут.
     -Это хорошо,- вздыхает Люська.- Значит, триппером не болел. Боюсь я этих болячек. А что женат ? хорошо. И я была замужем. Да, знаешь, такой козел попался ? спасу нет!
     -Мужики всегда виноваты,- замечаю я.
     -Не всегда,- поправляет Люська.- Среди нашего брата тоже стервы есть. А я ? ничего. Я море люблю. Тошно мне на берегу.
     -Понимаю.
     Да чего там я понимаю! Что будешь понимать, когда перед тобою сидит женщина, тебя хочет, но не знает, как подойти к этому счастливому моменту, чтобы всем было хорошо.
     -Ну вот,- продолжает Люська,- я с моря домой, а мне в рыло, совсем скурвилась, нагулялась, а теперь домой заявилась! Ну, я не выдержала и сковородкой по башке ? тресь! И Ху из эпсент.
     -Убила?
     -Сохрани Господь, что ты?.. Сотрясение мозгов может от сковородки, а может, когда с лестницы летел ? не знаю?
     Я кошусь на раскрытый иллюминатор, оказаться на палубе у меня нет желания, и я всеми силами подавляю дикую тягу к этой женщине. Люська перехватывает мой взгляд и смеётся. Наверное, я краснею, но что кончики ушей наливаются жаром ? это точно.
     -Не боись, сама пришла ? не трону. Слушай, пора бы тебе и приставать.
     -Успеется,- говорю я как можно спокойнее,- ночь большая.
     -Выдержка у тебя собачья,- замечает она то ли одобрительно, то ли с насмешкой.
     -Люсь.
     -А?
     -Шла бы к себе.
     -Чего так? Не нравлюсь?
     -Очень,- вырывается у меня.
     -Ну и молодец. Я у тебя останусь. У меня в кубрике? не хочу говорить.
     Сердце мое заколотилось, как у колибри. Люська сбрасывает кофточку, и, открывшаяся картина отключает все тормоза в моем ?механизме?. Что говорить, к чему слова, когда ой!
     Я делаю шаг и беру губами розовый сосок крепкой упругой груди. Такую грудь я видел только у женщин в рекламных проспектах и японских календарях. Люська нежно обнимает мою голову и на меня обрушивается град нежных поцелуев. Я нащупываю рукой выключатель и каюта погружается в темноту.
     О, боги! Я отдаюсь во власть этой женщины и? наверное, это и есть жизнь с её удивительными подарками, которые остаются в памяти до гробовой доски.
     Утром я еле различаю отчаянный треск будильника и понимаю, что лежу один. Люськи, Люси ? удивительной женщины нет рядом. Лишь подушка хранит слабый запах духов, а на столе ? рядом с будильником ? замечаю записку: ?Не ищи. Пока. Я приду?. Сердце заливает теплом и тоской, но тут до меня доходит: проклятие! Вахта! Я проспал вахту, как пионер! Ой-ой! Время! Часы показывают 6.45. Быстро одеваюсь и в машину. Мои парни шурудят у двигателя. Завидев меня, поднимают два пальца, сведенные в кольцо: ?все в порядке, шеф?
     -Дед?- спрашиваю я.
     -Нормалек!- бодро отвечает моторист Захаров.
     Остальные тоже кивают. Захаров ? здоровенный парень с квадратным лицом тяжеловеса и мощнейшим торсом ласково хлопает меня по плечу. Я не отношу себя к разряду слабеньких, но аж приседаю от дружеского хлопка. Ощущение такое словно по плечу грохнули кувалдой. Так это ?дружески?.
     -Нормально, четвертый. Дед не звонил, а мы не стали тебя будить. И так позеленел весь. Днем ? палуба. Ночью ? машина. Ничего, управились.
     -Спасибо, дружище,- говорю я.
     -Да чего там. Ты к нам по-человечески и мы по-людски. А нормально было?- улыбаясь, спрашивает Захаров.
     -Что?- знаю о чем он, но есть же границы любопытства?
     -Кино и немцы,- отвечаю.
     -Надо полагать,- серьезно говорит Захаров и добавляет.- Пора к сдаче готовиться.
     Да скоро конец вахты??.
     
     ***
     
     -Однако,- сказал Виктор Иванович и осторожно посмотрел на вздувшееся одеяло.- Это же надо как забирает. Невозможное дело. Нельзя такие вещи на ночь читать да еще вдали от жены. Он отложил рукопись, выключил свет, уткнулся носом в подушку и мгновенно уснул.
     В назначенное время он был в Артеме. Прилетевшая за ним бело-красная  ?Пчела?11 уже стояла у аэровокзала и через тридцать минут, развернув свой кургузый нос на восток. Она летела курсом на Арсеньев.
     Город не произвел на Виктора Ивановича никакого впечатления. Сколько он видел их на своем веку, вот таких вот маленьких городков и невзрачных, не производящих на первый взгляд впечатления, заводиков, где за невзрачностью фасада делалось оружие страны. Так что не смутили его размеры городка, странность планировки и тишина на улицах. Город работал и оживал только вечерами.
     На какое-то время подполковник забыл о рукописи, погрузившись в дела. Высокий, вальяжный с хорошо поставленным голосом директор завода больше норовил угодить, чем заняться делами, но Виктор Иванович умел быть принципиальным, когда этого требовали интересы дела, свободного времени не оставалось совсем и, приходя в гостиницу, с лирическим названием ?Таежная?, он падал в кровать и, как говорили местные аборигены, ?отрубался?.
     Против ожидания он задержался в заводе почти на две недели и с видимым облегчением вздохнул, когда директорская ?Волга? подвезла их команду к трапу заводского лайнера, уходящего? на ?фирму?. Самолет заводской, рейс с ?загогулиной? и Виктор Иванович вспомнил о рукописи.
     -Самиздат?- спросил его ведущий инженер фирмы со странной фамилией Бланк.
     На фирме о ведущем говорили: ?Анатолий, хотя и Бланк, но бланк заполненный?. Имелись в виду его широкая эрудиция и фундаментальные знания в области самолетостроения.
     Полное лицо ведущего излучало добродушие, а обширная лысина, ничуть не портившая его внешность, а наоборот, придававшая ему некую значительность, покрылась легкой испариной нетерпения.
     -Не для средних умов,- грубовато ответил Виктор Иванович.
     -Куда уж нам уж?- ничуть не обидевшись, ответил ведущий, принимавший зачеты у Виктора Ивановича по одному из новейших аппаратов тяжелее воздуха.- Разлагайтесь на здоровье.
     Виктор Иванович зашуршал страницами.
     -А секс?- спросил ведущий трагическим шепотом.- Секс есть?
     -На всю катушку,- шутливо озираясь, ответил Виктор Иванович.
     -Счастливчик,- пробормотал ведущий, откидываясь в кресле.
     Самолет разгонялся по полосе и в салоне слегка потряхивало. Подполковник, наконец, нашел нужную страницу.
     -Хотите анекдот про Брежнева?- снова встрепенулся ведущий.
     -Да как-то неудобно,- пожал плечами Виктор Иванович.- В самолете разношерстный контингент.
     -Плевать!- беззаботно ответил Бланк.- Слушайте. Брежнев выступает в Политбюро: ?Я ? стар, я ? стар, я ? суперстар??
     -Всё?
     -Всё.
     -Черте что,- пожал плечами подполковник.
     -Один-один,- усмехнулся Бланк.- Не для средних умов.
     Виктор Иванович крякнул и углубился в чтение. Бланк откинулся в кресле, молчал.
     
     ***
     
     ?-Ху из эпсент!- весело говорит Люська, входя в каюту.
     Я устал так, что нет сил подняться навстречу, но все же делаю усилие, приподнимаюсь с кровати и по возможности радостней говорю:
     -Привет.
     -Сан-Саныч ? козлина,- заявляет женщина,- с вашей внешностью, Люсьен,- она уморительно корчит рожицу,- вам не пристало рыбу в банки укладывать. Переходите ко мне секретарем. А ту дэй он не хотел?
     Если перевести на нормальный русский язык, то эти выражения из школьной программы английского языка у Люськи-Люсьен вмещаю в себя массу оттенков ? от дружеского ?привет? до самого площадного ?а пошел ты ??.
     После того вечера Люська заходит ко мне в каюту, как к себе домой. Я не удивлюсь особо, если в чемодане обнаружу бюстгальтер. Её халатик уже висит в моем шкафу.
     -Я ? кошка, которая гуляет сама по себе,- заявила однажды Люська.- А наша любовь закончится, как только ?Тамань? отдаст якорь. Жаль, конечно, мужик ты хороший, но и в семью твою я лезть не хочу.
     -Помполит.- напоминаю я.
     -Я ему сказала,- загорается Люська.- Ху из эпсент! Пусть только вякнет что. Я его бабе всех девок перечислю, с которыми он на коробке спал, Боров откормленный. Я ему устрою партийное собрание!.. Я у тебя одна?
     -Да.
     -Здесь,- грустно уточняет Люська.
     -Оф косс,- также мрачно подтверждаю я.
-Во!- Люська поднимает палец.- А ему надо всех перепробовать! Это как? Ху из эпсент!
-Штормит,- говорю я только ради того, чтобы что-то сказать.
-Да, балла три-четыре есть,- вяло соглашается Люська.
Молчим. Припоминается дом, ребятишки и? становится жутко не по себе.
-Сегодня никакой жизни!- объявляет Люська голосом московского диктора, сообщающего об очередном перевороте где-нибудь в Африке.- Я просто тихо-тихо, как мышка, полежу рядышком и уйду, Знаешь, иногда просто полежать вот так вот рядом с любимым мужиком и то?- она спотыкается, в глазах наворачиваются слезы, но мужественно заканчивает,- счастье.
Я молча целую её и осторожно обнимаю за плечи.
-Как по-дурному устроена жизнь,- говорит Люся тихо.- Вот нравишься ты мне, сил нет. Сама пришла, А в сердце льдинка, ма-а-а-ленькая,- торопливо говорит она и показывает,- вот такая. Мы же могли встретиться раньше, до ?Тамани?, могли?
-О-о, тогда  бы ты на меня не посмотрела, сама говоришь, что терпеть не можешь военных, а я офицером был.
-Офицер ? офицеру?- говорит Люся.- Родила бы тебе штук пять ребятишек?
-Пять?
-Ну, шесть.
-Хватит пять.
     -Хватило бы,- опять тихо поправляет Люся.- Эх-х, жизнь? Ху из эпсент! Да не терзайся. Какие к тебе претензии? я же сказала: якорь в воду, любовь ? финиш.
     -Люся,- у меня перехватывает дыхание.- Я?
     -Всё. Тихо. Ни слова. Молчи.
     Я молчу. Люся? подарок судьбы в тяжелой рыбацкой жизни. Заслужил ли я его, если по большому счету?..
     -Ху из эпсент!- С ругательной интонацией вдруг выкрикивает Люся.- Всё!
     Она стукает маленьким сильным кулачком по выключателю настольной лампы и молча ныряет под одеяло. Я пристраиваюсь рядом и лежу с открытыми глазами. Люся спит или делает вид, что спит. Я поворачиваюсь набок, осторожно беру её грудь рукой ? как-то незаметно вошло в привычку, да и есть за что браться, между нами ? и трудно проваливаюсь в сон.
     Утро. Я привожу себя в порядок и поднимаюсь на палубу. Тут меня перехватывает третий механик Вадим Павлович или, как его зовут все от матроса до капитана просто Палыч.
     Палыч полноват, среднего роста, в робе, из под которой виден грубошерстный свитер, лицо добродушное, а карие глаза излучают постоянную работу мысли. Он из тех людей, что вечно изобретают, переделывают, исправляют, улучшают. Одним словом, рационализатор. А изобретать на ?Тамани? есть что. Линия закатки баночки вечно шалит, что вызывает бурю проклятий у матросов и задумчивость Палыча. Запустив пальцы в седеющую шевелюру, он колдует над чертежами, раскачиваясь, как еврей на молитве, и тогда к нему не подходи.
     -Такая чертовщина,- говорит Палыч, хватая меня за рукав.- Пойдем, посмотрим, что по чем, а то я уже ничего не соображаю. Он уводит меня к чертежам, мы сидим и думаем, где же эта штуковина, что сминает банку и гонит брак. Приглядевшись, я начинаю представлять всю линию и единственное, что меня смущает, это?
     -Надо посмотреть линию,- говорю я.- вряд ли мы найдем изъян в схеме. Надо искать на месте.
     -Дельно,- замечает Палыч, не отрываясь от чертежей.- Запусти линию и глянь свежим взглядом. А я ещё раз проверю.
     Я ухожу смотреть на месте. Команда технического обслуживания запускает линию и? ничего не понять. Вот баночка целая, а вот уже смятая. На всякий случай помечаю участок мелом, где возможно происходит сминание банки. Собираюсь доложить о находке Палычу, но он уже здесь. Досадливо смотрит на гору испорченной тары.
     -Да-а,- произносит он,- где-то здесь. Разбираем.
     И началось!.. Разборка, сборка, снова разборка. Проходит день, проходит ночь. Гора банок внушительно выросла и только под утро получается то, что так долго искали. Появляется капитан, зам. по производству Сан-Саныч, волочит свой объемистый живот Дед, за ним помполит12. ?Помпа? кривит рот. Ну, как же!.. Нигде нет ударного лозунга, никто не пригласил его произнести зажигательную речь, вообщем, бардак. Палыч запускает линию и банка идет идеальная.
     -Вот что значит коммунистическая сознательность масс!- Радостно вещает помполит.
     Басов морщится.
     -Отдыхать всем,- командует он вполголоса.
     И я признаю, что это очень своевременная команда. Парни валятся с ног. У Палыча ? и это за сутки ? впали щеки, да и я слышу, как тяжелеют веки, а в голове стоит тяжелый звон.
     -Добрынин!- окликает меня помполит
     На губах недобрая усмешка, а может мне просто кажется, но подхожу.
     -Да.
     -А ты, оказывается, не только гигант секса, но и ударник коммунистического труда, не ожидал?
     Я вопросительно смотрю на ?помпу?. Видать, в моих глазах нет ничего, кроме тупого вопроса и смертельной усталости.
     -Не догадываешься?- спрашивает ?помпа? и дергает себя за шикарную фуражку с огромным ?крабом?.
     Конечно, я догадываюсь, но спрашиваю глухо:
     -Вы о чем?
     -Всё о том же, милок, все о том же? Как ни крути ? моральное разложение,- говорит ?помпа? тихо.- Придется списать, но, учитывая трудовые подвиги? Ты понял, четвертый механик?..
     Я не хочу говорить на эту тему и спрашиваю:
     -Можно идти?
     -Ты понял?
     -Да.
     -Чтобы этой стервы в твоей каюте больше не было.
     -А вам хотелось бы, чтобы она в вашу каюту захаживала?
     -Что-о-о?!- зеленеет на глазах ?помпа?.- Да я тебя!..
     Басов удивленно оборачивается и помполит замолкает.
     -Добрынин, марш в столовую и отдыхать!- громыхает Басов.- Помполит! Вы что себе позволяете?!- слышу я за спиной и ускоряю шаг.
     В столовой ? Палыч уже расправился с едой и допивает компот ? сжимает мне руку и произносит счастливо.
     -Теперь пойдет.
     -Да,- говорю.- Жахнули от души.
     Я сознаю, что Палыч не только великий механик ? пусть даже в масштабах ?Тамани? - но и великий философ. Найти счастье в завернутой гайке, в исправленной линии, это надо уметь!
     Да-а-а, умник, ты до этого не дорос. С этой мыслью я иду отсыпаться.
     Утром ? новость. Меня и еще некоторых штатских списывают на месяц в учебно-курсовой комбинат. Спасибо, кэп! Чем только смогу отблагодарить за эту заботу ? не знаю. У помполита прав тоже будь здоров! И, видимо, от греха подальше? а иначе, как понять это списание, да еще в разгар путины?.. Ладно. Учеба. Дело привычное. На попутном сейнере мы уходим к берегу.
     Комбинат размещается на огромном и допотопном пароходе ?Сухона?. Устраиваемся по каютам, На следующий день знакомство с командным и преподавательским составом. ?Начальство надо знать в лицо? - эту народную мудрость на ?Сухоне? усвоили прочно.
     Первое занятие ведет директор курсов Сухаревский. Удивительно, как точно фамилия отражала внешность и сущность директора. Едва представившись, он занудил:
     -Через неделю ? другую из рейса приходит ?Тамань?,- у меня екает сердце, я даже не подозревал, что накрепко привязался к этому кораблю.- И район порта ?загудит?.Нет, ну что за жизнь!- накаляется директор.- Я не понимаю, месяцами, а то и больше вкалывать, как проклятые, а за пару недель спустить все до нитки!
     Вопрос риторический, Мне плевать на директорский гнев. Отодвигаю конспект, хотя там нет ни строчки, и пишу письмо домой. Сухаревский в запале начинает долбить всех подряд: курильщиков, пьяниц, разгильдяев, но слова его вылетают в открытую форточку и уносятся ветром. Я посмеиваюсь. На задних рядах звякнуло стекло ? понятно, обмывают пламенную речь директора. Кто-то кемарит, кто-то читает книгу и только на первых рядах вынуждены слушать стенания в адрес нерадивых моряков, а по теме ни слова?
     На следующей паре запахло клистирными трубками. Изящная женщина рассказывает о рыбных паразитах с таким вдохновением, с каким пианист стукает по клавишам рояля, извлекая из струн и дощечек приятные звуки. Из всей её вдохновенной речи я понял одно: в море можно потерять и волосы и зубы. Не очень приятная новость.
     Учебный день заканчивается вступительной лекцией по выживанию в открытом море. Народ перестает звенеть стаканами. Дело нужное и, как пишут в газетах, тема актуальная.
     Ведет этот курс низенький, совершенно лысый мужичок из береговой инспекции. Кажется, он собран из пружинок, спиралей и специальных ускорителей. Он носится по аудитории со скоростью, потерявшей управление ракеты, мгновенно изменяя траекторию движения, чтобы тут же мчаться под другим углом. Удивительно, сколько в нем энергии!.. Этакий пышущий вулканчик, заваливающий слушателей потоком синонимов, сравнений, глаголов, взрывающийся каждую секунду. Его фамилия Бажанов. Он влетел в класс, яростно швырнул свой протфельчик на стол, пролетел к стене, отразился от неё, на секунду замер и оглушительно вскрикивает:
     -А?
     Аудитория удивленно замирает и, не дождавшись ответа, Бажанов утвердительно орет, хотя с ним никто и не спорит.
     -Да!
     Он делает четыре круга по аудитории, на ходу выкрикивая:
     -Что? Да! ПСН! Что? Плот спасательный надувной! Автоматический режим!
     Он хватает мел и свирепо начинает чертить схему плота. Мел крошится у него под руками. Окончательно озверев, Бажанов вышвыривает остатки мела в окно и произносит так, будто только что, после часовой маеты, наконец, спустил:
     -Чтобы привести плот в действие, надо дернуть за кончик.
     Все знают, что на флоте нет веревок, есть концы, но, видимо, пораженный другим смыслом фразы, Бажанов запрокидывает лысую голову и начинает хохотать, повизгивая и захлебываясь. Слова булькают у него в горле, но все-таки вылетают.
     Н-н-надо д-д-дернуть з-з-за к-к-конч-и-и-к,- он заливается и постепенно до мужиков доходит, аудитория хохочет.
     Смех Бажанова прекращается внезапно, словно внутри у него перегорает предохранитель, он обводит глазами открытые в смехе рты и громко кричит, очень хитро проносясь по диагонали:
     -А?
     От этого вопля кто икает, кто матерится, а из криков Бажанова начинает вырисовываться плот спасательный, как таковой. Впрочем, каждый из сидящих здесь ? даже я ? имели возможность видеть эти спасательные дела вживую, а не в теории. Признаться, я ожидал большего, Например, если ты на плоту оказался один, как напиться в море-окияне, как не умереть от жажды в воде, как не сойти с ума от страха и одиночества? Всё возможно в нашей жизни и от такой перспективы никто не застрахован?
     Месяц я пробогодулил, отсыпаясь на лекциях и гуляя в свободное время по окрестностям поселка. Я знаю - ?Тамань? стоит во Владивостоке и меня терзает мысль: успею ли к отходу? Всё получается отлично. Я лихо сдаю экзамены и через сутки поднимаюсь на палубу ?Тамани?.
     Вахтенный отдает мне ключи от каюты и я с волнением перешагиваю комингс своего жилища. Только чего я жду?.. Распахнется дверь и Люся бросится мне на шею? Кретино, я перехожу на итальянский. У тебя жена и двое детей. К чему такие прыжки?.. Якорь брошен ? любовь закончилась. Я ставлю чемодан, снимаю фуражку и замечаю конверт на столе. Можно и не распечатывать. Я догадываюсь, кто автор письма. Сажусь на рундук и, тупо глядя в иллюминатор, распечатываю конверт.
     ?Любимый, я списалась. Ухожу с морей совсем, Уеду домой, к матери. Наверное, выйду замуж за кого-нибудь. Теперь мне всё равно. Не век же одной куковать, а на тебя рассчитывать не приходится. Прости. Спасибо тебе, за те звездные дни, что ты подарил мне. Я полюбила тебя, но не могу стать причиной горя для твоих детей и семьи вообще. Ху из эпсент!!!
     Прощай, родной! Люся. ?Тамань?. 25.8.84 г. 14.10.?
     Я дико озираюсь. Гип-гип, ура! Аморалка, как говорит ?помпа?, превращается в трагедию. Шекспир пусть заткнется со своим Ромео. Поболтался бы этот хлопец в море полгода, среди одолеваемых страстью женщин, было бы интересно посмотреть,  на его состояние, и на его преданную любовь. И попробуй эту любовь не удовлетворить?
     Ладно. Жизнь продолжается. Завтра ?Тамань? уходит и надо доложить о прибытии.
     Весовщик нажимает кнопку сигнала. Наверху, на главной палубе, возле приемных бункеров забитых сельдью, открывается заслонка шибера, и рыба по транспортеру льется в цех серебристой рекой. Весовщики наполняют ею фальшбанки, взвешивают и дальше рыба уплывает к девчатам. Они солят продукцию, добавляют специи, укладывают в тару. Почти готовая сельдь двигается по линии дальше на закатку. Готовая банка плывет ко мне на контроль шва.
     Подумать только, уже октябрь. Я ? на контроле банки, идет полным ходом путина. Поток продукции на транспортере густеет, и я слышу ? в шею вдруг воткнули тысячи иголок, тяжелеют руки, разламывает спину. Но? держаться, держаться. Не я один. Откуда-то с середины транспортера доносится отчаянный мат, этажей в шесть без передыху. ?Тамань? раскачивается и вдобавок ко всему, я начинаю ощущать в животе противную тяжесть. Движущаяся лента транспортера, качка ? эти два фактора накладываются и мне кажется, что сейчас я ткнусь в эти проклятые банки.
     -Стоп линия!- раздается истошный крик.- Остановите!!
     Вместе с криком, переходящем в вопль, вспоминается вся родня капитан-директора, Деда, особенно достается помполиту. Все узнают, что помполит партийный гандон и? другие пикантные подробности. На линии придушенно посмеиваются и все-таки ? о, чудо! - транспортер замирает, а мне кажется, что он покатил в обратную сторону. В глазах плывет, я отшатываюсь от черной ленты, прилипаю спиной к стойке, медленно уползаю вниз, к палубе, как уж по консервной банке.
     Остановка короткая, но её достаточно, чтобы убрать дрожь в ногах. Транспортер двинулся и снова работа в режиме автомата.
     ***
     
     На ?Тамани? приспущен флаг. Внезапно умер Басов и командует на судне старший помощник капитана. Врач говорит ? сердце. Странная штуковина - жизнь. Вот стучал ?дизель? исправно. Эскулапы сказали, что был здоров перед выходом в море, как бык. Не знаю? Меня, однако терзают смутные подозрения. Не скажу ? убийство, но человека можно прикончить не только пистолетом, письмом, например. Помполит, вытирая сухие глаза, высказал предположение, что причиной смерти капитана, как раз и есть письмо. А откуда письмо, кто написал ? ни слова. Знал же, видать?
     Тело Басова поместили в одну из холодильных камер и жизнь пошла прежним порядком, и только приспущенный флаг напоминал о происшедшем.
     Очень плавно и незаметно жизнь поворачивается и становится, как на виде сбоку. Палыч, которого я устраивал по всем статьям и как инженер, и как механик ? резко переменился. Я не обратил в начале внимания на хмурое лицо Палыча, но заметил один момент: появляется Дед и Палыч начинает выскакивать из себя. Он употребляет весь набор сильных выражений, а Дед одобрительно улыбается и покачивает головой ? мол, как же так же? а говорили ? четвертый - ?молоток?. А что оказывается? Туп, как сибирский валенок. Палыч зря ?гари? подкидывать не будет. Странно, странно, просмотрели, оказывается?
     Я недоуменно смотрю на Палыча. Третий механик отводит глаза, лицо его краснеет, становится багровым и, матюгнувшись, он исчезает. Мне удалось его выловить, когда он, очередной раз, загнув три этажа, попытался исчезнуть. Я взял его за пуговицу, спросил прямо:
     -Палыч, ты чего наезжаешь, можешь сказать?
     -Отвали, салага!- он сбрасывает мою руку.
     -Не понял?- я отступаю на шаг.
     Я и не думаю применять к нему третью степень допроса, но Палыч понимает именно так.
     -Валера, я не знаю, где и кому ты перебежал дорогу, а перебежал, видать. Мне помполит сказал: мол, ты коммунист ? вот тебе партийное задание особой важности: доведи этого молодого до белого каления. Тебя, стало быть. Пойми и? прости. Ты сегодня здесь ? завтра уйдешь, а мне тут жить. Жить, понимаешь!
     -Понимаю, Палыч. Отойди в сторонку, я с борта вниз головой?
     -Ну, зачем ты так?.. Тебе надо, я думаю, вернуться?
     -В рыбообработку?
     -Да,- выдыхает Палыч.
     -Считай, что задание успешно выполнил.
     Палыч молчит, отворачивается. Бедный, Палыч?
     -А Дед здесь замешан?- я не жду ответа, но третий механик отвечает.
     -Одна лавка,- тихо говорит он.- Ты лучше по-доброму. Они, знаешь, на многое способны.
     -Закуришь?
     Палыч берет сигарету, дымит, вздыхает.
     -Я пойду, не обижайся?
     -Какие обиды, сделал дело ? гуляй смело. Живи долго, Палыч.
     -Ага. Ну, я пошел.
     Третий механик уходит с видимым облегчением и сознанием выполненного долга. Наверное, после путины он уйдет на другую базу уже вторым. Что ж, все правильно. Как же я не заметил начало?.. Дед отстранил меня от вахт, перевел инженером по обслуживанию конвейера. Но мне показалось эта перестановка в порядке вещей, Путина ? людей нехватает? А-а-а, ты уже привык к каюте, к возможности побыть одному, к небольшому комфорту, молодец! Теперь бери в руки шкерочный нож, в кубрик! В стойло, быдло, знай свое место!
     И всё же?.. Пойти к Деду и самому попроситься в обработку или тянуть до последнего. Ждать, когда подстроят ? а подстроят обязательно какую-нибудь пакость ? и с треском выпрут? Но я уже привык к ?Тамани?. С удивлением для себя обнаружил ? без моря мне будет трудно. И что делать? Я выбрал первое. Зашел к себе в каюту, взял чистый лист бумаги и написал. С этими пятью строчками постучался в каюту Деда. Стармех удивленно уставился на меня.
     -Тебе чего, Добрынин?
     -Заявление.
     -Да? Очень интересно. Ну, давай-давай. Наверное, с требованием да еще за подписью членов экипажа?
     -Помполит ? стукач. Это мое личное заявление.
     -Так давай, раз личное! Дед пробежал глазами по строчкам и, как мне показалось, облегченно вздохнул.- Трудно будет без тебя, Добрынин, даже жаль отпускать. А с другой стороны, я же не могу не учитывать пожелания трудящихся, ведь так?
     ?Ну и козел?,- мысленно ругнулся я.
     Дед вынул настоящий ?Паркер? и размашисто начертал: ?Не возражаю?. И подпись.
     -К заведующему производством. Оформитесь ? каюту сдать.
     -Понял.
     -Форму оставьте себе на память. Все равно её стоимость уже вычли из вашей зарплаты.
     -Премного благодарен,- поклонился я.
     -Не ёрничай, Добрынин. Счастливо. Грыжу не наживи, механик? И не зыркай на меня так, не зыркай, лучше закрой дверь с той стороны.
     -Счавкали, гады, зло сказал Сан-Саныч,- а не подкопаешься, ты заявление сам написал.
     -Было бы хуже, но чуть позже.
     -Точно,- перебивает Сан-Саныч.- Ладно. Переживи. Сдается мне, недолго вся эта лавка продержится.
     -Какая?- я и в самом деле не понял о какой ?лавке? речь.
     Сан-Саныч не снизошел до объяснений, подписал, вернул.
     -Дальше знаешь?
     -Да.
     -В сто четвертую хочешь? Ну, понятно. Дай-ка я допишу, чтобы не волокитились.- Он дописал несколько строк.- На, действуй.
     -Спасибо и на этом.
     -Мелочь. Придешь ? спишешься?
     -Для начала надо прийти.
     -Придем, куда деваться? Ну, ступай.
     Сто четвертая встретила криками:
     -Ба!..
     -Знакомые всё лица!
     -Такие люди и без охраны!..
     Я придурковато улыбаюсь, именно так я определяю эту улыбку. Смесь растерянности, грусти и легкого стыда.
     -Валера, вмажешь за возвращение, в натуре?- спросил меня невысокий худощавый человек.
     -Не пью,- сказал я коротко.- А ты откуда меня знаешь?
     -Только не надо щекотаться на эту тему,- человечек оскалился в улыбке.- Кто же не знает капитанскую шестерку?.. Вовчик,- протянул он руку.
     Шестерка? слово больно резануло самолюбие, но что этот мужичок может знать о наших отношениях с капитаном. Разговорах о искусстве, истории флота, о его будущем, о перспективах рыболовства? конечно, с его колокольни, наверное? Немного поколебавшись, я протянул руку.
     -Так-то лучше,- говорит Вовчик.
     Он неплохой психолог этот Вовчик, а парней, похоже, замордовал. На руке у него, ниже локтевого сгиба, узенькие полоски шрамов.
     -Что с рукой?- спрашиваю я, усиливая пожатие.
     -С ментами говорил,- Вовчик напрягается.- Ты понтуху не гони, мне это дело не катит.
     Он пытается выдернуть руку, я сжимаю с полным напряжением, он бледнеет, но молчит.
     -Всё?- насмешливо глядя мне в глаза, спрашивает он.
     Нет, я идиот! Ну, на кой черт эта демонстрация мускулов?
     -Здоровый кабан,- одобрительно говорит Вовчик, растирая руку.- Если ты такой понтовик, то можно и побазарить, но учти, я, в натуре, могу ночью бритвочкой чикнуть по горлу. Меня на понт не надо брать, я пятнадцать лет оттянул. Не хочешь вмазать ? давай чифирнем.
     -Значит, так?.. Володя, Сергей. Уже на чифир перешли? Может морфию попросить у медика, а что?.. ширнемся да побалдеем?
     -Валер, ну ты чего?.. В самом деле?
     -Это я вас не пойму! Блатота свои порядки наводит и уже готовы подпевать?
     -Да кто поет?
     -А-а-а, бывшее начальство голосок подало,- Вовчик заулыбался.
     -Заглохни!- сказал Володя.
     -Мужики! Да вы чё, в натуре? Да я хрен на вас навалил!
     -Чего ты навалил?- подался вперед Сергей, изображая острейшее любопытство.
     -Не. Ну, вы чё? Волки позорные! Трое жлобов на одного?- Вовчик захохотал.
     Надо признать, сделал он это мастерски. Я чуть было не поверил в этот смех: добродушный, заливистый, разоружающий. Если бы не колючие глаза и метнувшиеся по щекам желваки. Великий артист? Пятнадцатилетняя практика выживания в зоне четко и грамотно отработала ситуацию, и я видел, как парни переглянулись. Ладно. В принципе отношения выяснены, и доводить их до критической грани не следует.
     Всё, стоп!- сказал я резко.- Кажется, разобрались.
     Забросив вещи на пустую койку, я повернулся к Вовчику.
     -Надеюсь, ты верно оценил положение.
     -Мне это дело не катит,- повторил он, как попугай.
     -Выхода нет,- говорю я равнодушно.- Должно покатить.
     -Я тебе не штампиха,- сказал Вовчик мрачно и вышел из каюты.
     -Откуда это чудо?- поворачиваюсь я к ребятам.
     -Николу списали,- Володя смотрит в потолок,- а этого взамен.
     -Черт, замордовал совсем,- подает голос Сергей.
     -Нет, я с вас улыбаюсь,- произношу огорченно,- здоровые мужики?
     -Ага,- Серега отводит глаза,- у них тут целый кодляк
-По фене ботают,- пожаловался Сергей.- Ни черта не разберешь. Вроде и по-русски, а не понятно.
-Ну, да, а вы ? божьи одуванчики, пионеры в галстуках?
-Ты надолго к нам?- меняет тему Сергей.
-Теперь уже навсегда,- сказал я.- Теперь ? насовсем. Хватит с меня командирских лычек.
-Ну, и правильно!- Хором сказали парни.- И не хрен там делать!?
     
     ***
     
     -Толмачево,- сказал командир корабля Анатоль.- В город не смотаетесь? Часа три-четыре будем загорать.
     Анатоль чем-то смахивал на негра. Курчавые волосы, белые зубы, смуглая кожа и безукоризненно отглаженный мундир с погонами командира авиационного отряда.
     Командир, не смотря на свою молодость, являлся личностью легендарной. Начав в заводе слесарем, Анатолий поступил в Бугурусланское училище летчиков, блестяще закончил его, летал в ГВФ13. Однажды посадил Як-40 с отказавшими двигателями, полный пассажиров, да так, что никто и не заметил аварийной посадки. Потом перешел в ?систему?, как называли аборигены свой завод, освоил всё, что летало, имел первый класс и заслуженно стал командиром отряда. Однажды Бланк спросил:
     -Анатоль, хочешь на ?фирму??
     -Нет,- прямо сказал Анатоль.
     -Почему?- искренне удивился Бланк.- Не хочешь испытывать самолеты? Это же мечта всех летчиков?
     -Нет!- отрезал Анатоль.- Здесь я ? первый, а там? нет.
     -А ты штучка,- сказал Бланк озадачено.- Ладно. Предложение было сделано, но учти, дважды? словом, таких моментов больше не будет.
     -Понял,- ответил Анатоль весело.
     Бланк пожал плечами и потом, бывая в ?системе?, никогда больше не возвращался к этой теме.
     -Граждане!- воззвал Анатоль,- так вы поедете в город или нет?
     -На Новосибирск я насмотрелся,- зевнул Бланк,- и вообще, я ? сплю.
     -Понял,- Анатолий перевел взгляд на подполковника.- Вы?
     -Роман,- поднял рукопись Виктор Иванович.
     -Ясно. Вы?- обратился он к режущимся в карты мужчинами ? трое из ?системы?, один с ?фирмы?.
     -Командир, не мешай, ?очко? на подходе.
     -Так, тут можно было и не спрашивать. А вообще-то лучше, если бы вы все исчезли. На время.
     -О, эпоха. О, нравы?- проворчал Виктор Иванович,- нигде без ?хвостового ускорителя??
     -Занимайтесь своими темными делишками, командир,- милостиво разрешил Бланк.- Что делать?.. Живем в эпоху, когда социализм треснул, а ничего путнего еще не народилось.
     -Мне всё равно,- сказал Анатоль в потолок.- Солдат спит ? служба идет, но можем проторчать до утра, а то и сутки.
     -Господи, да кто вас осуждает или запрещает,- повысил голос Бланк.- Раз, черт возьми, надо дать, так давайте! Лишь бы двигаться.
     -Понял,- без энтузиазма сказал Анатоль, а как насчет черпачка, Анатолий Петрович?
     -А занюхать?
     -Найдем.
     -Тащи.
     -Сейчас организуем.
     Пока командир ?организовывал?, второй пилот прошмыгнул мимо с увесистым портфелем, из которого торчали два хвоста кеты, и булькала спиртом трехлитровая канистра. Тот самый ?хвостовой ускоритель?, так безотказно действовавший на Западе.
     Запад для приморца начинается сразу за Хабаровском. Для жителя Приморья нет Забайкалья, Сибири, Европ, там разных. Есть ? Запад. И всё. Если москвич еще что-то как-то делит: Урал, Поволжье, Крым, например. И Восток у него подразделяется на ближний, средний и дальний, то для приморца есть два понятия: ?Запад? и ?Север? и оба эти понятия начинаются за Хабаровском. Север ? это то, что от Хабаровска до Анадыря. Запад ? от Хабаровска до Мадрида.
     Столь пространное рассуждение о географических понятиях необходимо было для того, чтобы уважаемый Анатолий Петрович Бланк принял чарку неразведенного спирта ? зачем переводить продукт? ? и крякнул:
     -Ух-х-х-х! Вздрогнули!
     А затем изволил закусить это дело сочной чавычей особого ?системовского? посола, выдаваемой только в особых случаях.
     -А вам, голуба, нельзя,- сказал Бланк, покосившись на Виктора Ивановича.- ВЛК14, кардиограмма, режим? рыбки ? извольте. Командир нарежет.
     -Чего-чего, - подтвердил Анатоль,- а рыбки на три часа беседы.- Он выглянул в иллюминатор.- Голодающие, поторопитесь. Через час взлетаем.
     За бортом урчал топливозаправщик. Ускорители сработали. Виктор Иванович вздохнул и открыл рукопись.
     ***
     ?- Даешь перегруз!- этими словами помполит заканчивает свое выступление по спикеру.
     Будем давать, куда деваться. Трюмы базы ? под завязку. Перегрузчик ? здоровенная посудина из серии ?Берегов? - швартуется по левому борту ?Тамани?. Номера трюмов совпадают и это, хоть маленькое, но утешение. Можно одновременно работать  с носа и кормы.
     Перегруз ? это аврал. Не уложишься в отведенное время, гони штраф (а сумма, надо сказать, далеко не символическая) или сбрасывай с кнехтов швартовые концы. Перегрузчик не мы одни ждем.
     -На перегруз нам дают пять суток!- надрывается помполит. Я прямо вижу его самодовольную рожу у микрофона и возникает острое желание засветить ботинком в безвинный, выплевывающий металлические слова динамик.- Надо поработать, как следует! Это наша слава, это наши деньги! Сачковать не советую ни кому, могут быть неприятности?
     -На понтуху берет,- нервничает, стоящий рядом, Вовчик.- Да я таких в зоне через канифас бросал!
     -На перегруз выходят все,- вещает помполит,- и обработка и подвахата. Будут приняты все меры?
     -А я забил,- Вовчик машет кистью руки возле ширинки брюк,- мне облом!
     -Перегруз!- воодушевляющее кричит помполит.- Даешь перегруз!
     Так, наверное, кричали в революцию комиссары: ?Эскадрон! Даешь Каховку!?
     Погода муторная. Серо. Сыро. Зябко. Да что там. Просто холодно. Фальшборт перегрузчика нависает над палубой ?Тамани?. В ?крабе?15 к нам переправляют приемщиков. Пять смурных угрюмых дядек. От них зависит многое, если не всё. Старпом и помполит чуть не под руки уводят приемщиков в глубину плавбазы.
     -Сейчас будет бэмс,- радостно потирая руки, говорит Вовчик,- штампих приведут, и начнется чудо,- он заливисто смеется.
     Но Вовчик ошибся. Суровых мужичков провели в цех, где они сразу заводили носами и потребовали вскрыть банки и бочки из нескольких партий продукции. Требование тут же выполняется. Дядьки с перегрузчика проверяют всё: рыбу, трафареты, швы на банках, этикетки, тузлук, плотность, запах, вкус. Руководство ?Тамани? заметно психует. Приемщики спокойны, как ивась в банке. Пожилой дядечка, непостижимо как, выудив из бочки с ивасем мелкую рыбешку, поворачивается к помполиту и гундосит:
     -Мы пошли на всё, разрешили вам непрерывный посол, а вы что делаете?
     Помполит быстро приобретает красный цвет, завпроизводством что-то кряхтит, старпом дергает свою роскошную фуражку. Дед и начальство ниже рангом сбились кучку ? шепчутся. Крыть нечем, брак налицо. Дядечка остервенело, роется в других бочках, но ничего не находит. Тогда он пробует рыбу на вкус, в руке у него возникает стаканчик. Приемщик оторопело смотрит и строго спрашивает помполита:
     -Это ещё что?
     -Специя,- быстро реагирует помполит.- Какой посол без специи?..
     -Да?- приемщик нюхает стакан
     -А как же без специй?- удивляется помполит.
     -Ну-у-у, в целом, конечно,- соглашается приемщик.
     Он опрокидывает ?специю? в желудок, откусывает свежайшего посола ивасик, крутит носом, морщится.
     -Пересолили что ли? не пойму.
     -Всё в порядке,- вмешивается другой мужичок лет тридцати, придерживаясь рукой за бочку.
     -В порядке, так в порядке,- бурчит дядечка,- однако, специи?
     -Дегустация специй в кают-компании,- бодро объявляет помполит.
     -А-а, ну-да, ладно? Давайте акты, разрешаю перегруз.
     Тут же подписываются документы, и комсостав уходит ?дегустировать? специи, а на ?Тамани? началось?
     Стучат тормозные лебедки, мотаются грузовые стрелы и только успевай. Бегом-бегом-бегом. Бешеный темп. В глазах темнеет, заливает пот глаза, но быстрее, ещё быстрее ? перегруз. Кажется, не будет просвета в этой адской круговерти, но просвет наступает.
     -Мужики!- кричат с палубы.- Говорят, в трюме перегрузчика мороз еще не нагнали!..
     -Нам по херу мороз,- зло бормочет Вовчик и падает на бочки.
     -Это тебе не в зоне дуру гнать,- хлопает Сергей Вовчика по спине.
     -Что ты, конь, видел в жизни?- Вовчик приподнимается.- Побывал бы ? узнал,- он снова падает.
     Я тоже откидываюсь. Минут через десять я начинаю ощущать спину, а по рукам растекается тупая ноющая боль, кровь толчками пульсирует в висках. Ждем. По разгоряченному телу начинает струиться холод и я как-то очень спокойно думаю, что если без движения полежать еще минут сорок ? воспаление легких обеспечено. Но мне наплевать на это обстоятельство, лишь бы не трогали еще минут пяток.
     -Эй, на барже!- кричат сверху.- Вира на палубу! Перегруз прикрыли! Нет холода!
     Не знаю плакать или смеяться, но подъем. Вверх на палубу. Парни поднимаются и идут к скоб-трапу. Вовчика пошатывает. Я выжидаю пока метра на два поднимется он, и иду за ним следом. Еще сорвется наш уголовничек?
     Выбравшись на палубу, мы замечаем, что над ?Таманью? проплывает гроб с телом Басова. Прощай Капитан? Рев гудка плавбазы обрывает мои мысли. Прощай?
     У нас новый завпроизводством. Сан-Саныча месяц назад увез на берег попутный сейнер. Здоровье. Море есть море. Сегодня ты здоров, а завтра, глядишь, ты уже в ящике или тобою завтракают крабы, это уж как повезет. Может просто инсульт долбануть, как Сан-Саныча и уже никому ты неинтересен.
     Колышущаяся гора мяса и жира на толстых, слегка прогнутых ножках, весом в полтора центнера, с двойным подбородком и узкими щелочками глаз на раздутом лоснящемся лице, это и есть Григорий Антонович Глыба, новый завпроизводством. Команде он сразу не понравился  и Григорий Антонович стал просто Гриней. С его приходом динамик не умолкает:
     -Сидоров, зайти в каюту зампроизводства!
     -Петровский, зайти?
     Грине тяжко передвигать свои полтора центнера по трапам и по палубе. ?Тамань? - это даже не пятиэтажка, это значительно хуже и трапы рассчитаны на нормального человека со здоровым сердцем и крепкими легкими. Их крутизна сравнима с Эверестом, потому и не умолкает корабельное радио.
     -Хлебнем горюшка,- говорит Серега,- это чмо, еще покажет, где раки зимуют?
     Я согласно киваю головой. Но Гриня все же вышел на палубу. Он очень бережно держит под руку приемщика, заводит его в корзину.
     -Гриш,- пьяно икает приемщик,- все путем. Ты теперь не беспокойся, все будет у лучшем виде, как у лучших домах Лондона энд Парижу?
     Он громко икает и стыдливо закрывает рот.
     -Ой, чегось переборщил, а игде продукт, а?- Он пытливо смотрит на Гриню.- Спер?
     Гриня подает ему в корзину объемистый сверток и большой китайский термос.
     -О!- удивляется приемщик.- Есть?
     -Чего ещё нужно, говори, не стесняйся,- застегивает цепочку корзины Гриня.- Свои же люди. Бабу там или еще чего? У нас тут такие есть, на всю жизнь запомнишь.
     -И будешь триппер лечить,- строго говорит приемщик.- Ох, ну и Гриша!.. Ба-бу-бы.- нараспев произносит приемщик и хохочет.
     -Будет,- серьезно заверяет Гриня.- Для тебя, дорогой, всё будет.
     Приемщик приваливается к бортику корзины, принимая опасное положение, если учесть, что корзина оторвалась от палубы на полметра и так и норовит вывалить приемщика за борт.
     -Не вывались,- заботливо говорит Гриня и машет рукой.- Эй, на лебедке! Давай! Вира, мать вашу!..
     Корзина дергается, и приемщик уходит в небеса, едва не гулькнув в Тихий океан вместе со свертком и термосом.
     -Полегче на лебедке! Вопит Гриня.- Уволю контру!
     Корзина замирает над водой и медленно плывет к прегрузчику.
     ??падмасковные вичера-а-а??
     Вдруг разносится над Тихим океаном.
     -У-у-у, волчара позорный,- произносит невесть откуда появившийся Вовчик.
     -Ну, чего?- оборачивается Гриня, колыхаясь телом.- Сконцентрировались диверсанты. Марш в трюм! Работать, работать?
     ?Чё ж ты, милая,
     смотришь и-с-к-о-с-а-а-а??
     В корзине отводили душу. На перегрузчике хохотали.
     
     ***
     
     Главный дизель на ?Тамани? - уникальное явление. При запуске он оглушительно бабахает, приводя в ужас женское население плавбазы. Грохот отдается по всем закоулкам посудины, дребезжит в заклепках борта и смолкает где-то в якорном ящике.
     -Дешевки,- бормочет Вовчик, выпутываясь из байкового одеяла.- Опять козы мочат.
     Бормотание Вовчика на нормальный язык можно перевести так: Запущен двигатель и ?Тамань? дала ход.
     -Писатель,- толкает меня Серега,- спускайся на землю, наступают суровые будни.
     -Пивка бы?- мечтательно произносит Володя.
     -Банан!- Вовчик зло натягивает брюки.- До пивка девятьсот миль.
     Вовчик ? ходячий музей тюремной живописи. От пяток до подбородка он расписан татуировками. На ногах классическое ? ?Они устали?, на руках не менее известное, но изложенное грамотно: ?Нет в жизни счастья?. Весь живот Вовчика занимает изображение церкви с куполами, вся эта архитектура отдаленно напоминает собор Василия Блаженного. На груди два ангела женского пола, с крыльями, в позе футболистов, построивших стенку перед воротами. На левом плече женский профиль с надписью ?Надя?, на правом ? аналогичное творение, но подпись другая ?Галя?.
     -Вовчик,- говорю я, спрыгивая с койки,- из тебя бы вышел хороший абажур.
     -Сосешь ты?- рычит Вовчик и выходит из кубрика.
     Ладно. День начался. А приличные люди начинают его со столовой. После завтрака выясняется ? мы никуда не ушли, здорово штормит, а перегрузчик теперь не с левого борта, а с правого, но концы не заведены. А-а-а, понятно почему. Бах - бабабах! Скрежет, треск. Отчаянно вопит динамик на перегрузчике:
     -Тамань?, ?Тамань?! Дайте ход! Ход дайте, мать вашу!..
     И дальше выше клотика ?Тамани?, минуты полторы без передыху, длинющая фраза с пожеланиями старпомовской маме, мамам вахтенных штурманов, а также ближайшим родственникам и всей старпомовской родне.
     -?Тамань?!!- Уже ревет динамик.
     Рев перекрывает оглушающий треск, искры, звон битого стекла. Под яростный свист ветра из динамиков ?Тамани? наконец доносится:
     -Боцману, осмотреться по корме! Малый вперед?
     Сказано буднично, спокойно, без истерики. Мне кажется, что в рубке ?Тамани? даже зевнули. Можно зевать. Полуразгруженная ?Тамань? теперь возвышается над перегрузчиком на добрый этаж. Под маты и проклятия с перегрузчика мы даем ход, напоследок дав бедной посудине хорошего пинка кормой, что на перегрузчике расценивают как умысел. Над океаном, перекрывая грохот волн и свист ветра, стелятся маты в адрес ?Тамани? и я невольно вспоминаю слова классика ? могучий русский язык, ничего не скажешь, а какие обороты?
     Цепляясь за леера16, протянутые по палубе, я опускаюсь в низ и натыкаюсь на плачущую девушку. Он присела на корточки, прижалась спиной к переборке и всхлипывает, сотрясаясь мелкой дрожью.
     -Чего воешь?- спрашиваю я в стиле ?а ля Вовчик?.- Трахнул кто-нибудь?
     -Да-а-а, если бы?- тянет девушка.- Меж бочек застряла, думала раздавит?
     Боже, что я плету?.. Тупею абсолютно. Но делать нечего, слова сказаны.
     -Куришь?
     Она молча кивает головой.
     Я протягиваю девушке пачку ?Космоса?. Она берет сигарету дрожащими пальцами, я молча щелкаю зажигалкой ?Кэмел?.
     -Ты же вся промокла, что в каюту не идешь?
     -Боюсь.
     -Чего?
     -Я всегда шторма боюсь. Вдруг корабль сломается?
     -Корабль большой,- успокаиваю я.- если сломается, все там будем, не переживай. Лучше пойдем ко мне, согреешься.
     -Грелкой во весь рост?- усмехается девушка и поднимает глаза.
     Я холодею. Синие-синие глаза смотрят на меня презрительно и насмешливо.
     -Вали, парень,- говорит она.- Я пересижу и доберусь к себе.
     Ну что я пристал?.. Может, правда, отвалить? Не маленькая. Посидит. Уймет страх и доберется к своей каюте. Зачем я торчу здесь?..
     (Знал бы я, какая роль отведена этой девушке, обошел бы десятой дорогой. Но в тот момент ? не знал, и знать не хотел.) Одно желание возникло ? заманить её в каюту, а там как масть пойдет. Может, и уложу её в койку. Нет, не зря старая морская поговорка гласит: ?Женщина на корабле ? к несчастью?. Мысли подпихивают одна другую, но одна пульсирует наиболее настойчиво: ?Как же её заарканить??. Быстро перебираю в уме варианты и нахожу спасительное, как мне кажется, решение.
     -Пошли,- говорю я,- кофе заварганим.
     -Только не приставать,- тихо говорит девушка.
     -Все будет тип-топ,- бодро говорю я и помогаю девушке подняться.
     Мы приходим в каюту. На счастье парней нет.
     -Ром, виски, коньяк?- спрашиваю я.
     Нет, в самом деле, у нас этого добра навалом и я не форсил. Действительно было. Пожелай она хоть ямайский ром.
     Она усмехается и снова у меня холодеет  в желудке. О, боги! Во, дела!.. К черту искушение. Надо её быстро наладить отсюда. Я достаю из рундука джинсы, чистую рубаху, свитер.
     -Переоденься.
     -При тебе?- опять та же, сводящая с ума улыбка.
     -Господь с тобою, я выйду. Переодевайся, завтра мое шмутье занесешь.
     Она недоверчиво смотрит на меня, но я заставляю себя сделать пять шагов по каюте и выйти в коридор. Странно, но весь сексуальный пыл не то что угасает совсем, но притихает, скажем так. Минут через десять из-за двери доносится:
     -Можно!
     Я вхожу, и сердце мое обмирает, видимо, лицо отражает всю гамму чувств, девушка снова усмехается.
     -Нормально?
     -Да,- выдыхаю я.
     -Я пошла.
     -А кофе?
     -Завтра. Настя,- протягивает она руку.
     -Валерий. Как бы вас один раз,- лопочу я, совершенно теряя контроль над словами.
     -Ради одного раза не стоит и суетиться,- смеется Настя.- Пока.
     Захватив мокрую одежду, она скрывается за дверью. Ноги мои слабеют, и я опускаюсь на койку. А теперь решите логическую задачу: из гнезда вылетели три птицы, две улетели, а одна вернулась. Сколько птиц осталось в гнезде? А вот интересно, часто ли к Насте в гнездо залетают птички? Нет, я все-таки, конченый идиот?
     Мысли мои путаются. Плоть горит. Берега мы не видели уже шестой месяц. Я беру Серегину гитару, брынькаю по струнам и голосом хриплым, срывающимся, затягиваю:
     ?Протопи  ты мне баньку??
     Я не слышу, как открывается дверь и мужики: Серега, Володя, Вовчик, не переступая порожка каюты, стоят и слушают.
     -А похоже, Высоцкий, век воли не видать!- Улыбаясь, говорит Вовчик и просит.- Сбацай еще что-нибудь.
     -Ну, ты даешь Валерик?- это Серега.
     -Молоток, не ожидал, что у тебя такие таланты,- говорит Володя.- Спой по-честному.
     -Если бы это было в зоне, то полный кипеш,- объявляет Вовчик.- Продолжай концерт.
     -Качает сильно,- я пытаюсь сослаться на объективные причины.
     -Ты дуру не гони, сурово говорит Вовчик.- Кодляк просит. Ты чё, в натуре?..
     -Ну, если кодляк?
     В иллюминатор глухо лупит волна.
     -Серый,- говорит Володя,- ты ближе, задрай крышку, а то стекло выдавит.
     Замечание справедливое. Сергей опускает крышку, затягивает винты, Володя включает свет, становится по-домашнему уютно. Я начинаю:
     ? Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе или чай.
     Приходит ли знакомая блондинка ?
     Я чувствую, что на меня глядит соглядатай,
     Но только не простой, а невидимка?.
     -Не, в натуре, а?- Вовчик толкает Сергея локтем.- Я тоже по этим делам встреваю.
     -Заглохни пока,- бормочет Сергей.
     Я слышу этот шепот и на меня нападает вдохновение. Как мало, порой, надо человеку!.. Сильный удар волны кладет ?Тамань? набок и меня втыкает головой в переборку. Серега зарывается в подушки. Вовчика наносит на стол, а это все равно, что получить удар  в солнечное сплетение, а Володя врезается носом в пиллерс17 койки. Он оседает и тихо кроет ?Тамань?, шторм, океан. Беда в том, что ?Тамань? разгружена, и океан творит с корабликом что хочет, её швыряет, как пробку.
     -Концерт откладывается,- подаю я голос.
     Вовчик берет у меня гитару, подкручивает  струны  и неожиданно чистым, сильным, приятным голосом ? не мой чудовищный хрип ? поет:
     ?Не предавай ? не предавал,
     Не убивай ? не убивал,
     Не пожалей ? отдам последнюю рубаху,
     Не укради ? вот тут я дал, вот тут я дал
     Вот тут я дал, в натуре, маху??.
     Володя, упершись плечом в переборку, ловит убегающую струю под умывальником и изумленно замирает. Ай да Вовчик!..
     -Мужики!- распахивается каюта.- Дайте ?маг? песни послушать?
     -Вот наш ?маг?,- показывает Сергей на меня и Вовчика.
     Парень недоверчиво косится на нас, обводит кубрик взглядом и бросает:
     -Жлобы!
     Дверь с грохотом захлопывается. Парни задумчиво молчат, а Сергей говорит неопределенно:
     -Такие вот дела?
     И я понимаю, что отныне мы с Вовчиком зачислены в корабельную богему. Теперь хочешь, не хочешь, а попросят, - пой. Кодляк просит, как говорит наш уголовничек.
     Шторм гудит. ?Тамань? то ныряет, то опасно ложится на бок, то ныряет и ложится одновременно и тогда кажется, что судный день близок. Мы еще не знаем, что море будет реветь неделю и эта неделя станет последней в морской судьбе Вовчика. Нет, его не смоет волна, его не ударит лопнувшим тросом, его просто спишут. Причина проста ? Гриня не любит свидетелей.
     А всё началось, когда Вовчик допел, а Володя отнял покрасневшее полотенце от разбитого носа.
     -Да,- сказал Вовчик,- пойду, покурю.
     -Кури здесь, не господа, переморщимся. Или не видишь, что на палубе творится,- подает голос Сергей.
     -Я в коридоре,- Вовчик упрямо сдвигает брови, вся его маленькая фигурка напрягается.- Я быстро.
     -Зря,- сказал Володя.
     -Чего это зря?- оборачивается Вовчик.
     -Идешь к нему зря,- пояснил Володя.- Шторм. Будет он сейчас с тобой заниматься?
     -А зачем он меня дурит?- обижено спрашивает Вовчик.- Вкалываем, как негры на плантации, я в зоне так не пахал, а получать?.. Нет, пойду.
     -Разберемся на берегу,- говорит Сергей.
     -Пока,- говорит Вовчик.
     -Вот шкет упрямый,- Сергей заваливается на койку.
     Вовчик сжимает губы, обводит всех взглядом и ныряет в дверь.
     
     ***
     
     Он нерешительно постоял за дверью, прислушиваясь, окликнут или нет? Не окликнули. Может и вправду не ходить? Сейчас разорется? да пошел он!.. Пузан. Наел требуху. Я таких в зоне парашу заставлял нюхать!
     Подогрев себя подобным образом, Вовчик решительно зашагал к зампроизводства. Он изрядно умаялся, пока добрался. Может быть, и постучал бы, но очередная волна вздыбила ?Тамань?, и Вовчик влетел в каюту  к Грине, открыв дверь лбом.
     Истошный женский крик, рев Грини и грохот волны всё слилось для Вовчика в один адский вой. Обработчица никак не могла снять ноги с плеч Грини по причине своей толстоты. Необъятный, поросший редкими волосиками зад Грини все еще колыхался в экстазе, рот его искривила пугливая судорога, слова булькали в горле, но обработчицу он не покидал. Женщина уже не кричала, а, отвернувшись, слабо всхлипывала. Всю эту картину Вовчик растеряно наблюдал, не зная куда податься.
     -Во-о-о-он!!- Дико заорал Гриня.
     ?Тамань? круто положило на бок, дверь распахнулась, а Вовчика сбило с ног и затащило под стол.
     -Что ты там ищешь, морда!- Взвопил Гриня.- О-о-о,- вырвалось у него протяжное, и он рухнул на обработчицу.
     -А-а-а!- закричала та под тяжестью ста пятидесяти килограмм.
     Вовчик ползком выбрался из каюты, на четвереньках вылез в коридор и засадил пинка в переборку каюты Грини.
     -Дешевка!- рявкнул он на весь коридор.
     Но пусто было в коридоре в этот вечерний час, словно вымерла плавбаза с её огромным населением. И Вовчику стало страшно. Нервно оглядываясь на тусклые плафоны коридора, он спустился в низы, в свою каюту и, ввалившись, хрипло сказал:
     -Всё, кранты!
     -Что такое?- спросил Серега, откладывая ?Приключения Аввакума Захова?.
     -Всё,- сказал Вовчик и опустил голову.
     Оглушительные звонки по всей плавбазе. Тревожные, призывные. Что-то случилось. Шторм не утихает и, кажется, набрал ещё больше силы. Холодные мурашки бегут по спине. Если старушка ?Тамань? не выдержит трепки?.. Мысли проскакивают искрой, а руки лихорадочно работают. Свитер, роба, сапоги, спасательный жилет, бегом! Свое место ?по-боевому расписанию? я помню. Оно гвоздем сидит в голове, и я спешу туда к четвертому баркасу, где и должен быть. База наполняется гулким топотом ног, повизгиванием женщин, истерическими вскриками. Это уже не шуточки с выброской соли. Уже наверху замечаю, что с посудиной что-то не ладно. Народ выскакивает на палубу, визги усиливаются и тут до меня доходит почему: от нашего четвертого баркаса остались только обрывки талей, на которых он висел. Я не успеваю охватить взглядом все судно, меня накрывает волной и куда-то тащит. Ужас проходит, будто в моей голове переключили тумблер, и тело действуют самостоятельно, как на тренировках по выживанию. Глаза отмечают спасительный леер, руки хватают его мертвой хваткой, а ноги ощущают пустоту. Меня накрывает волной и с размаха бьет лицом о борт, но странное дело, боли нет, и если только леер выдержит? выдержал. Обострившийся слух улавливает истошное:
     -Вале-е-е-рка!!
     Я пытаюсь подтянуться, чьи-то руки подхватывают меня, и я поднимаюсь на палубу.
     -Команде и матросам рыбообработки, завести пластырь с левого борта! Женщинам вниз!- грохочет с мостика!
     Ого, пластырь! Дело серьезное, интересно, сколько мы еще продержимся на плаву. Эта мысль совершенно спокойно проплывает в мозгу, вероятно, еще не осознав ситуации.
     -Ну, ты даешь?- это Сергей.- Я думал ? финиш. Как же ты успел за леер ухватиться?
     -Жить захочешь ? ухватишься,- криво усмехаюсь я.- Полундра!
     Волна мягко обнимает меня  за плечи, накрывает всего, слегка оттаскивает и со всего маха швыряет на надстройку. Я успеваю упереться локтями, но удар ой как ощутимый. Сергей тут же. Ему крепко разбило лоб, и кровь струйкой стекает по лицу.
     -С-с-с-терва!- произносит Серега, заикаясь, и сплевывает.
     Мы перебегаем на левый борт и попадаем на глаза старпому.
     -Добрынин, Плужников! Немедленно в лазарет!- кричит он в мегафон.- Заводи концы!- это уже не нам.
     -Добрынин! Вы оглохли? Плужников! Мужики, мать вашу! В лазарет я сказал!
     Чего это он?.. Ну, Сергей ? ладно. Всё лицо разбито. А со мной что? Правда пощипывает лицо, но почему в лазарет? Сейчас в каюте перевяжемся, но Сергей тащит, и мы ныряем в надстройку. Тут меня повело, а может, качнуло?.. Я сползаю по переборке на линолеум коридора.
     -Валерка?
     -Я сейчас, Серега, я сейчас?
     Он помогает мне подняться. Я натянуто улыбаюсь.
     -Ты хоть рожу не корчи, Квазимодо,- мрачно говорит Сергей.
     -Слушай, что у меня?
     -Все лицо в крови,- отворачивается Сергей.
     -У тебя тоже,- говорю я.
     -Ладно, пошли.
     Лазарет ? в корме. Из центральной надстройки мы перебегаем в кормовую очень удачно. Уже задраив за собой дверь, слышим гулкий удар. ?Тамань? вздрагивает.
     -Еще пара таких ударов и нам лазарет уже не нужен,-  вздыхает Сергей.
     Я киваю головой, соглашаясь, и мы вместе вваливаемся в лазарет.
     Судовой врач Петренко, маленький, как добродушный гном, откладывает подшивку ?Крокодил? и радостно восклицает:
     -Наконец-то! Садитесь, садитесь. Вы ? сюда, с вами просто. Пара швов и отдыхайте. А вы ? на кушеточку. Без разговоров! Да робу-то, робу сбросьте, черт вас возьми обоих! Лезут, как бегемоты?
     Мы сбрасываем робы у порога, но Петренко этого мало.
     -Раздевайтесь!- уже рычит он.- До трусов!
     Во, взъелся! С чего это он?
     Петренко достает из стола бумажки, начинает писать, но волна дыбит ?Тамань? и врач чертит на листе идеальную прямую.
     -Ладно! Хрен с ним!- кричит он, клюет носом в полированную гладь стола и, зажимая нос рукой, смотрит на нас.
     Серега хохочет, мне тоже смешно, а смеяться больно и я ощущаю, как струйка крови стекает из-за уха и попадает за отворот свитера.
     -Сейчас,- взволновано говорит Петренко и срывается с места.
     Но жестокий шторм кладёт ?Тамань? на бок и Петренко, взвизгнув, растягивается на полу. Он утыкается лбом в ножку стола, потом ?отъезжает? к Сергею, тот его перехватывает и помогает подняться. Помогает - не то слово. Серега просто ловит доктора и осторожно ставит на ноги.
     -Не ушиблись, док?
     Петренко секунд десять сморит на Сергея и заливается смехом. Нашего дока не понять ? он то плачет, то смеется он из породы тех, у кого семь пятниц на неделе.
     -Ладно. Спирту ? хо?- говорит он сквозь смех.- Самое мощное лекарство, это я вам как доктор говорю.
     -Давайте док.
     -Не прольем?
     -Все, что угодно, только не это.
     Словно фокусник Сергей наливает две мензурки, одну протягивает мне. На вопросительный взгляд Сереги Петренко отрицательно мотает головой.
     -Поехали,- Серега осторожно цедит спирт.
     Я махом опрокидываю обжигающую жидкость, какое-то время сижу и вдруг проваливаюсь в темноту. Будто из другого мира слышу глухие слова доктора.
     -Ах, черт? болевой шок?
     Больше я ничего не помню.
     Да док, безусловно, прав, но почему этот шок достал меня в лазарете, а не раньше? Этот вопрос будет мучить меня всю оставшуюся жизнь. На третьи сутки (так мне рассказали), открыв глаза, я обнаруживаю, что ?Тамань? перестала беситься, из машинного отделения доносится ровный гул нашего уникального движка, моя голова перевязана и очень надежно, а рядом сидит Настя. Случай приятный и неожиданный. С той первой встречи мы не виделись и ?завтра? она не зашла. Я пытаюсь встать, спросить, мол, чего ты тут?.. Но не получается. Наверное, и в самом деле все не так просто.
     -Лежи, лежи, - говорит Настя.- Я думала, не очнешься. Вот горе-то?
     Делаю рукой движение, вроде, хочу что-то написать. Настя понимающе кивает, уходит и приносит блокнот с карандашом.
     ?Сколько я лежу?? Буквы прыгают, как блохи на собаке, но понять можно. Настя заглядывает в блокнот.
     -Три дня,- говорит она,- без памяти метался. Просил прикрыть. Окно?
     ?Ерунда. Не бери в голову. ?Тамань??
     -А-а-а,- тянет Настя.- Понятно. Нормально все. Шлюпки побило, плотики снесло. Говорят, мы в ураган попали, в самый центр. Ничего.
     ?Ясно. А ты что тут делаешь??
     -Это мои проблемы. Попросили ? сижу.
     ?Спасибо, Настенька! Извини. Долго мне лежать??
     Настя алеет, отворачивается, говорит быстро:
     -Не знаю. Слышала док говорил, что поваляешься.
     ?Ты посиди со мной, я через три дня на ногах буду. Только не уходи??
     Настя смеется.
     -Куда я денусь?.. Мне Гриня, завпроизводством,- поправляется она,- сказал, мол, выходи, Настя, капитана - народ тебя не забудет. Ты что ? капитан?
     ?Капитаны на мостике?.
     -Но ты же был четвертым, а чего ушел?
     ?Ирония судьбы?.
     Настя очень серьезно смотрит на меня, в краешке глаз блестят слезы.
     -Гриня говорил, что ты академию закончил. Правда?
     ?Правда?- пишу я.
     -А кем ты был?- видимо, для Насти этот вопрос имеет значение. Напряглась девочка.
     ?Извозчиком?.
     В душе я хмыкаю. Извозчик, а похоже. Какая разница, что возить: бомбы под ?брюхом? или сено?..
     -Да ну тебя? Я серьезно, а ты?
     ?Не сердись. Давай потом поговорим на эту тему. Лучше скажи, что со мной??
     -Не знаю.
     Ну и ладно. Я хочу еще что-нибудь написать, но лицо Насти расплывается, а может, её и не было вовсе?.. Меня несет темным коридором и выбрасывает в яркий-яркий свет. Уходящим сознанием улавливаю вскрик:
     -Док! Евгений Иванович!
     Странное ощущение. Никогда раньше не испытывал подобное ? я ?всплываю? над собой. Поднимаюсь до потолка и отлетаю чуть в сторону. С высоты мне отлично видно, как Настя плачет навзрыд, а Петренко щупает пульс, бледнеет, заставляет Настю дуть мне в губы и давить на брюшину. Мне жутко интересно, что будет делать наш эскулап, я меняю положение в пространстве и вижу, что он тащит здоровенную иглу, насаженную на объемистый шприц и почти кричит, трагически хватаясь за лоб:
     -Адреналин в сердце, больше ничего не остается, но я же этого никогда не делал!!
     Мне хочется похлопать его по плечу, мол, не дрейфь, старина! И в то же время обидно ? какая же скотина наш док!.. Такой иглой можно двоих проткнуть, а он в одного меня прицелился. Я ?подлетаю? к своему телу ? интересно же, как он будет втыкать ? но кто-то мне мешает. Вглядевшись, я узнаю майора из нашего полка.
     -Привет!- говорю я радостно.- А ты как здесь оказался?
     Удивляться есть чему. Майор ? комэск второй эскадрильи ? лет шесть назад врезался в сопку. Вспышка и всё. Нашли только плоскость от самолета и часы на березе. Но село он спас. Когда увидел, что село ему не перетянуть, отжал ручку от себя и? ?мир вашему дому?. Геройский мужик. Памятник ему стоит в том месте, где упал самолет.
     -Дела,- он отводит взгляд.- Я за тобой. Там Петр авиаполк собирает?
     -А кто этот Петр?- спрашиваю быстро.
     -Не валяй Ваньку, капитан! Петр он и есть Петр! Так вот, ты был классным летчиком, я забираю тебя в свою эскадрилью. Пойдешь?
     Не нравится мне тон майора. Он же погиб. Какая эскадрилья?..
     -А ты живой, что ли?- кривится в усмешке майор.- Все ? готов. Посмотри вниз.
     Я смотрю. Настя обхватила мое тело и ревет во всю глотку.
     -Ой-ой, не могу! Ой, Валерочка! Ой, родной мой!..
     -Видишь,- говорю я майору,- какой Петр, какой полк, когда рыбу надо ловить и самое главное, майор, заметь, я ? родной.
     -Чушь!- говорит майор резко.- Впрочем, я не настаиваю. Но знай, мы ждем тебя в полку. Честь имею!
     Он внезапно исчезает. Я ?делаю вираж?, приблизившись к Насте, мне хочется, ах, как хочется обнять её, но в сердце ударяет тупая боль, обрушивается темнота, и весь я куда-то исчезаю из этого лучезарного сияния, наполнившего лазарет.
     -Жив! Скотина! Дешевка паскудная! Настя, живо капельницу! Ур-а-а, получилось! Ну, теперь хрен в сумку! Теперь ты будешь жить, тварина!
     Доктор беснуется и ликует, я слабо различаю счастливый смехи и плач Насти, слышу укол в вену. И теперь я знаю точно: я не умер, я жив и просто засыпаю. Я засыпаю?
     
     ***
     
     -Га!- Серега растопыривает руки.- Явился покойничек! Ну, нормально, будем жить.
     -Сержа, погоди?- Настя подводит меня к койке.- Ложись.
     -Я сам.
     -Не командовать!- голос Насти резок.- Док приказал неделю приходить в себя. Вот и приходи.
     -Вот так, Валера,- Серега смеется.- Два месяца, как с куста! С ума сойти?
     -Два месяца?
     -Да. Новый год скоро.
     -Сколько же мы в море?
     -Много,- мрачнеет Серега.- Хотели тебя на берег, да Настя не дала.
     -Пошла я, забегу еще.- Настя срывается со стула, исчезает за дверью.
     -Девка, каких поискать,- задумчиво говорит Сергей.- Не она ? пропал бы ты. Ладно, об этом позже. Ложись. Я сейчас рубон принесу.
     -Не хочу я есть.
     -А ты не командуй. А то Настя до Мастера доберется, если узнает, что ты голодный. Пожалей,- он склоняет голову.
     -Тащи,- сдаюсь я.
     -Не скучай, я мухой?.
     
     ***
     
     Виктор Иванович отложил рукопись, прошел к пилотам. Анатолий спал. Корабль шел на автопилоте, второй пилот читал детектив ?Джин Грин ? неприкасаемый?
     -Командир приказали не беспокоить до Домодедово,- шутливо пояснил второй пилот.
     -Он мне не нужен. Когда прибываем в белокаменную?
     -Вот чего не люблю, так это такие вопросы,- поморщился второй.- Почем я знаю? Вдруг колесо проколем или в радиаторе вода закипит да мало ли что?.. Может, дорогу ремонтируют и в объезд придется?
     -Понятно. А все-таки?
     -Часа три будем болтаться. Новосибирск задержал. Уже были бы на подходе.
     -Понял
     -Вы извините,- второй показал на книгу,- тут такие дела творятся?
     -Наши победят.
     -Само-собой, но поворотики сюжета  интригуют, знаете ли?
     -Не забудь про радиатор с колесами,- сказал подполковник.
     -На службе не спим.
     -Все гуляете?- открыл глаза Бланк.- А я весь зад отсидел, аж в ноге покалывает. Не узнавали долго еще?
     -Второй пилот утверждает ? часа три еще, если колесо не проколем.
     -А вы так и не спали?
     -Да вот?- Виктор Иванович показал глазами на рукопись.
     -Жутко талантливо?..
     -М-м-м,- пожал плечами Виктор Иванович.
     -Всё, как договорились.
     -До Домодедово успею,- пообещал Виктор Иванович,- хотя?
     -Что?
     -Ну, не знаю. Почти похабщина, откровенный натурализм, даже циничная вещь?
     -То-то вы, батенька, всю ночь не спите. Я, знаете ли, тоже хочу насладиться натурализмом.
     -Как угодно.
     -Да уж будьте так любезны,- сказал сварливо Бланк и снова погрузился в спячку.
     Виктор Иванович покосился на него и углубился в чтение.
     
     ***
     
     ?У нас в каюте новый парень. Вовчика списали два месяца назад, а новенького зовут Юра Глазков. Гриня работает четко. Свидетели не нужны. Хотя о любвеобильном Грине говорит вся ?Тамань?, но, как говорится, в ногах не стояли. А Вовчик ? стоял, в результате ? берег.
     Новенький - занятный парень. Карие глаза всегда смотрят с хитрецой, а в каждом слове жди подковырку. Моего роста. Темноволосый, спортивен. И, вроде бы, парень, как парень, но есть в нем нечто неуловимо-скользкое, что я объяснить не могу.
     Настя, которую, как выяснилось, приставил ко мне Гриня ? вот не пойму только, за какие подвиги такие почести ? осадила его сразу и он её побаивается, а может и нет, но шибко не задирает.
     -Видать, скоро свадьба?- говорит Юра елейно, видя, как Настя заботливо поправляет мне подушку.
     -А вот выйдешь, мы и поженимся,- нагло отвечает Настя,- а хочешь, так и при тебе.
     -Не, ну, ты чё?- Глазков ошарашено пятится.- Во, сдурела? Слышь, ты кончай это дело!- кричит он, видя, как Настя сдвинула ?молнию? куртки почти до пупка.- Во, дура!
     Он вылетает за дверь.
     -Тоже мне секс-символ,- мрачно говорит Настя.
     Она дергает вверх ?молнию?, обещает заглянуть и, погруженная в свои думы уходит. Я остаюсь один и еще острее ощущаю свою ненужность на ?Тамани?.
     
     ***
     
     Ура! Я начал ходить. Хитрый док не зря поместил меня в родную каюту. Парни, Настя, сделали свое дело ? я очень резво прихожу в норму. И хотя неловко прогуливаться по палубе ? чувствую себя сачком ? но док и Настя надавили, делать нечего ? гуляю. Иногда с Настей. В одну из таких прогулок мы натолкнулись на Гриню.
     -Иди, Настя,- отпустил завпроизводством девушку.- Иди. Мы с капитаном потолкуем.
     Настя кивает головой.
     -Только недолго.
     -Командир,- усмехнулся Гриня.- Поженить бы вас, такая пара?
     -У меня двое детей,- говорю я.
     -Да в курсе я, капитан, в курсе. И почему ты здесь, для меня не секрет. Весь твой послужной список у меня есть. Даже то, что хотел бы скрыть.
     -Мне скрывать нечего.
     -Ой ли? А твой демарш из КПСС? Подумай, стоило ли выдракиваться, а? Помолчи,- обрывает он меня.- Эх, молодость, молодость? Но геройский поступок. Глупый, конечно, до невозможности, но геройский. Это я в людях ценю. И честь, офицерская честь, у тебя, наверное, имеется. Молодец. Но времена меняются. Поверь мне. И меняются так стремительно, как никто и не ожидал. Что будет с тобою завтра, задумывался когда-нибудь? Работник из тебя никакой. В норму придешь еще через месяц.
     -Отправили бы на берег.
     -Это я и хотел сделать, но док заявил, что тебя нельзя транспортировать. Ну? и Настя, тоже не последний аргумент.
     -Как-то наивно звучит. Настя здесь при чем?
     -Да, несолидно. Какая тебе разница, где болтаться: здесь или на берегу?.. Не вижу причин оставлять тебя на ?Тамани?. Но все мы люди, все мы человеки. Док на материалах о тебе хочет медицинскую карьеру сделать, опять же в условиях шторма, такая операция?
     -Какая операция?
     -Это к доку,- быстро говорит Гриня.- С такими вопросами к нему. Он спец. Он в курсе. А то я наплету, а ты ? в обморок. Да, так вот, что дальше, капитан? Летать ты уже не сможешь, это однозначно?
     -Вы такой заботливый?- Вот не пойму, чего это я закусил удила, чего меня несет? Грубовато, но заботится же человек?
     -Тебя сбивает мой живот и тяга к бабам? Ну, люблю я это дело, ну и что? Была бы моя воля, как хан, держал бы возле себя штук триста и, не боись, все остались бы довольны. А этот ваш блатной? Так стучаться надо, когда заходишь. Меня разобрало, как кабана, а он врывается. Свидетелей не оставляю, как правило. Есть такой грех.
     Я не могу понять, куда клонит Гриня и что ему нужно?.. К чему вообще весь этот разговор?
     -Тебе нравится Настя?- спрашивает он.
     -Да,- прямо говорю я,- но это ничего не меняет.
     -Я это сразу понял. Ты ей жизнью обязан. Она тебя выходила. Да, я её послал, но тут я пас,- он поднимает руки.- Где любовь, где чисто, я туда не лезу. Не надо думать обо мне плохо.
     -Ничего я не думаю,- вырывается у меня.
     -Может быть. Ты ? пишешь. А слово ? это оружие. Согласен?
     -Не знаю,- мне уже надоел этот разговор.
     -Я знаю. Уж поверь старому прохиндею. Только круглые идиоты могут пренебрегать газетной строкой. Только им наплевать на слово. Умный человек прислушается и сделает выводы.
     -Я тут причем?
     -Не понял?
     -Нет.
     -Я читал твой эпос или повесть, или записки.
     -Как?! Вырывается у меня непроизвольно.
     Значит Гриня, как говаривал Вовчик, прошмонал мои вещи?..
     -Должен же я знать, что ты там пишешь?.. У нас тоже есть маленькие секреты. А вдруг ты в КГБ18 что-нибудь строчишь, оно нам надо? Нормально. Не психуй, тебе вредно волноваться. Ну, что?.. Грубовато написал, но похоже. Впрочем, вся наша жизнь грубая. Не знаю, напечатают это или нет, но в этом плане есть предложение. Ты на машинке печатаешь?
     -Непрофессионально.
     -Настя печатает.
     -Да?
     -На берегу секретарем-машинисткой была. Так вот. Надо серию, понимаешь, серию статей о ?Тамани? написать. В духе, так сказать, развитого социализма. Без критики ? это не роман. Вопросы есть?
     Конечно, у меня есть вопросы, но что ответить ему? я жму плечами. Гриня мотнул головой, усмехнулся.
     -Но чем-то ты заниматься должен?.. Дам машинку, Настю в машинистки. Сиди ? пиши и статьи, и повесть свою приведи в божеский вид. Конечно, моральный аспект? понимаю. Как я понял, ты ? противник социализма и не можешь писать брехню, если прямо сказать. Хорошо. Оставляй статьи без подписи. Пиши и мне отдавай.
     -Нет, не могу.
     -Я другого и не ожидал от тебя услышать, но еще не вечер, капитан, еще не вечер. И самое главное ? с чем ты вернешься домой, к семье, к детям? Об этом подумай. Где меня найти, знаешь. Трудно ходить ? Настю пришли. Ладно-ладно? Ну, не Настю, парней кого? Ох, жук, ох и жук?
     Он погрозил мне пальцем, поднялся с балясины трюма и ушел, колыхаясь тучным животом. Информация к размышлению. Вот прижал Гриня, так прижал?
     -Отказался?- горько говорит Настя.- А чего ты добился?
     Она сидит у меня в ногах, парни сосредоточено молчат. В нашу ?семью? они не суются.
     -Хотя бы обо мне подумал,- вздыхает Настя,- или я для тебя никто, пустое место?
     -От чего отказался этот змей?- хмуро спрашивает Володя.- Может его в иллюминатор наладить?
     Настя целует мне лоб.
     -Я вам налажу. Тогда и меня вместе с ним.
     -Что ты будешь делать во Владике19, Настюха?- тихо спрашивает Сергей.
     В каюте повисает мертвая тишина и слышно, как волна пробегает вдоль борта.
     -А я люблю женатого?- поет Глазков
     Володя показывает кулак и певец умолкает. Настя закрывает глаза, напряженно молчит.
     -Не знаю,- вырывается у неё, как вздох.
     -О, мужики!- радостно говорит Сергей.- В кино опаздываем. Ну-ка, быстро-быстро очистим помещение.
     -Опять ?За двумя зайцами?,- нудит Глазков,- я его наизусть выучил?
     -Хороший фильм,- подталкивает его к выходу Сергей.- Кино ? цены нет. Пошли ? пошли?
     -Не скучайте,- говорит Володя.
     -Покедова,- вторит ему Глазков.
     Серега подмигивает и закрывает дверь.
     -Ой, Валера?- Настя закидывает руки назад, потягивается.- Поправлялся бы ты скорее. Отдалась бы тебе, как?- она обрывает себя и заканчивает.- Гори оно потом все синим пламенем.
     Я думаю, что никто не мешает ей сделать это сейчас. Что-то в душе рвется с хрустом и Настя мне не кажется такой уж? Впрочем, о чем я?..
     -Так почему ты отказался?- Настя возвращается в реальность.- Ведь дельное предложение.
     -Гриня говорил с тобой?
     -Да.
     -А ты не понимаешь?
     -Нет. Я не могу понять,- встает Настя.- Почему надо изображать из себя мученика идеи?
     -Это Гриня так сказал?
     -Да. И что?
     -Красиво излагает.
     -И еще,- Настя останавливается в центре каюты.- Ты же все равно ничего не делаешь. И Гриня сказал, что не возьмет грех на душу ? отправить тебя в трюм или поставить к линии. Разве ты выдержишь? Он и мастерам такой приказ дал, тебя не дергать. А месяца полтора ? два мы еще будем в море?
     -Не продолжай. Ты так и не поняла ничего?
     -Схватка двух идейных гигантов? Что тут понимать,- глаза Насти похожи на грозовые тучи.- Тебе предлагают работу, которую ты можешь делать, а ты нос воротишь. Вот. Может я и дурочка, может не всё понимаю, но мне кажется, глупо отказываться от работы, получать за неё деньги и не чувствовать свою ущербность.
     Обидно. Правильно, но обидно. Конечно, это не Настюхины слова, особенно о ?гигантах?? Ах, как далеко, как точно рассчитал все толстый Гриня! Не зря он говорил ?еще не вечер?. И дал мне возможность подумать. Ну, в самом деле, что тут такого? Дал возможность образованному матросу заработать, и? чем черт не шутит, сделать журналистскую карьеру. А заодно и дать понять этому придурку, что сломать жизнь можно и таким способом.
     -Обиделся?- спрашивает Настя.
     -Ну, что ты?- я пытаюсь улыбнуться, но улыбка вымученная, и  больше похожа на гримасу.
     Выхода нет. Я зажат плотно. От одной мысли, что я ? нахлебник становится тошно. Есть выход. Ночью выйти на палубу и, как Мартин Иден, броситься в океан. Мартин был один, если мне не изменяет память, а я связан с берегом и не одной ниточкой. И дети? разве они виноваты, что папа такой непутевый? В конце концов, можно писать, не подписываясь, как справедливо заметил Гриня. Ищешь лазейку, парень, ищешь?
     -Ладно, раз ты сам себе велосипед, я пошла,- говорит Настя.
     -Подожди,- слова выползают из меня медленно,- подожди?
     -А чего ждать?- поворачивается Настя.- Жируй.
     -Настя!
     -Только не надо так кричать,- говорит Настя строго.- Если ты меня в самом деле любишь, хоть немного, то дал бы возможность любимой девушке немного вздохнуть. Посмотри на мои руки?
     Да, руки не секретаря-машинистки. Мужские, мозолистые, с кое-где потрескавшейся кожей.
     -Ты же сама выбрала море.
     -Выберешь тут, когда на берегу каждая скотина тебя облапать норовит. Сбежала я на море. Думала на базе с полгода поработаю. Я же не знала, что тут такое? А-а, пошла я.
     -Увидишь Гриню случайно, скажи ? пусть машинку и бумагу готовит, вырывается у меня непроизвольно.
     -Серьезно?
     Я ненавистен самому себе, но упрямо говорю:
     -Да.
     -Ага,- Настя задумчиво смотрит на меня, словно увидела впервые.- Но все же это работа, да?
     -Работа,- киваю я.
     -Я зайду,- Настя дарит мне улыбку.- За меня не волнуйся. Я ему по телефону скажу.
     -Скажи.
     -Ну, пока?
     -Пока.
     Она уходит, оставляя меня наедине с мыслями о новой работе. Я признаю ? великий психолог Гриня победил. Победил, контра пузатая!
     Я пытаюсь пробежаться и нарываюсь на Петренко.
     -О, бегун!- радостно восклицает он и говорит зло.- В гроб захотел?
     -Надо же в форму входить.
     -Я тебе так войду ? из трусов выскочишь и в воздухе переобуешься! Спортсмен?
     Меня колотит отдышка, к голове приливают горячие волны, слегка подташнивает.
     -Пульс!- требует Петренко.
     Он держит пальца на запястье, смотрит на часы, шевелит губами.
     -Я так и знал! Марш в постель! А то вкачу в лобешник, будешь знать!
     Психованный у нас док. Я не гигант, Петренко достает мне чубчиком до подбородка, но кто его знает?.. Может и рубануть с психу.
     -Доктор,- умоляю я его,- ну, понемножечку можно бегать?
     -Нельзя!- режет доктор.- Ну, пойми ты. Сойдешь на берег ? помирай на здоровье. Без проблем. А здесь нельзя.
     -А что со мной было?- вспоминаю я слова Грини, мол, док всё знает, он спец.
     -Вообще-то ты должен быть уже в морозильнике,- задумчиво говорит док.- Уже трупом. Но нас тоже кой-чему учили, и не зря выходит?
     -Что было доктор?- обрываю я его воспоминания.
     -Да ничего!- опять кричит Петренко, грубиян у нас док.- Вали в постель! Всё!
     Он поворачивается и быстро уходит. Такой злющий маг и чародей от медицины, которого раздражает собственный профессионализм. Ну что стоило сказать?.. Может ?Тамань? кишит шпионами, а моя болезнь важная государственная тайна? Наверное. Я возвращаюсь в каюту. Пусто. Парни уже на работе.
     -Матросу Добрынину пройти в каюту завпроизводством!- гаркает над ухом динамик.- Повторяю?
     Да-а, уж. Настя отработала свою партию. Идем. Динамик шуршит и потише добавляет:
     -Анастасия Петровна Полосухина, пройдите в каюту сто четыре.
     Ого! Это, видать, уже Гриня поправил. Я сажусь и жду Настю. Она влетает минут через пятнадцать. Сияющая, ослепительно красивая.
     -Я за вами, матрос Добрынин.
     -Я готов, Анастасия Петровна. Надо же, фамилию твою только что узнал.
     -Всё впереди, матрос Добрынин. Сказка только начинается.
     Она не такая уж простушка эта Настя. Мы проходим по всей ?Тамани? и нас провожают взглядами и улыбками. Нас?.. Настю! На меня чего смотреть?
     -Вот дьявольщина!- встречает нас Гриня.- Дурак же ты Добрынин, сам знаешь почему.
     Мы рассаживаемся. Гриня с видимым трудом отводит глаза от Насти. После откровений завпроизводством, я понимаю, сколько эмоций вызывает у него Настя.
     -Ближе к делу,- говорит Гриня.- Каюта готова, машинка и вся оргтехника ? тоже. Машинка немецкая. ?Оптима? Как, Настя, пойдет?
     -Хорошая техника,- подтверждает Настя.
     -Пятнадцатая каюта,- Гриня вытаскивает ключи из стола.- Забирай, обустраивайся. Там есть все. Иди.
     -Я пошла.- Настя смотрит на меня синющими глазами и опять меня продирает дрожь, как и в первую встречу. Явный признак, что я стремительно поправляюсь.
     -Давай,- кивает Гриня,- мы обсудим тут детали.
     Настя уходит и Гриня смотрит ей вслед с минуту, наконец, вздыхает и признается:
     -Аж кочан задымился?
     Я смотрю ему в глаза.
     -Нет, ну в чем дело? Я же сказал ? всё будет нормально. Успокойся.
     -С чего начнем?- спрашиваю вяло.
     -Вот видишь,- Гриня потирает руки, но концовку вчерашнего разговора не вспоминает,- просыпается интерес. И это хорошо, капитан. Ей-богу, хорошо! Я думаю, что ты будешь майором. Тут даже не исключен такой вариант ? ДВГУ20. Как?
     -Что я там забыл?
     -Ладно. Это перспектива. Но заметь, всё схвачено. Все доценты с кандидатами. Захочешь поступать ? никаких проблем. Естественно, экзамены надо будет сдать, но так? чистая формальность.
     -Да не собираюсь я никуда!
     -Хорошо. Об этом позже. А теперь о деле. С чего начнем, так сказать?
     Он объясняет мне задачу. Слушаю внимательно, делаю пометки ? Гриня снабдил шикарным блокнотом и японской шариковой ручкой.
     -Понимаешь, нам Красное Знамя светит и все почести с этим связанные. Нужны вопли прессы, нужен вой газет вокруг ?Тамани?, нужна реклама.
     -Я понял.
     -Нет, ты не понял. Слушай. Жили две птицы. Курица и утка. Утка снесла яйцо и промолчала. Курица еще и не собиралась, а начала кудахтать. Результат?
     Курица тоже снесла яйцо.
     Гриня от души хохочет.
     -Не это важно. Яйца курицы ест весь мир, а кто ест яйца утки? Так и отдельные граждане. Реклама нужна. Теперь понял?
     -Теперь ? да.
     -Молодец. Хоть туго, но доходит. И последнее. Я могу подписать две, максимум три статьи. Что отсюда следует?
     -Я не буду.
     -В курсе. Значит?
     -Если так нужно, то лучше псевдоним.
     -Молодец!- Гриня хлопает себя по толстым ляжкам.- Но давай сразу оговорим, какой?
     -Смогулия, пойдет?
     -Я же говорю, что у тебя талант и чувство юмора на месте,- хохочет Гриня.- Нет, не пойдет.
     -Почему?
     -Ты же не фельетоны собрался писать о старом Грине. Да-да, не скалься. Я знаю, команда именно так меня называет.
     -Настасьин,- ляпаю я и понимаю, что спорол глупость.
     -Слишком откровенно,- улыбается завпроизводством,- не следует афишировать ваши отношения, хотя? идея есть. Но не Настя, а Катя, Катерина? Катин. Как, а?
     -Нормально,- соглашаюсь я.
     -Следовательно, Катин. Скромно и ощущается вкус, а начнем мы с самого начала?
     И тут я узнаю многое. Он вываливает на меня такой шквал информации, что я слегка дурею. Нагрузив тремя папками, Гриня отправляет меня работать.
     -Сегодня посмотри, ознакомься и? вперед. Ты видел рыбацкую жизнь изнутри, с низу. Теперь у тебя есть редкая для матроса возможность окинуть взглядом всю картину. А тогда сделаешь выводы. И будь осторожен, Добрынин, не спеши в оценках. Помни, слово ? оружие. Образно говоря, я даю к этому оружию патроны. Иди и думай. Иди.
     
     ***
     
     Я стремительно выздоравливаю. Неназойливая забота Насти, отличное питание и не обременительная работа делают свое дело. Движутся вперед и очень быстро мои наброски, заготовки к повести, если я когда-нибудь её напишу, выполняется заказ. Конечно, я вижу много несоответствия между словом и делом ? мне непонятно для чего надо вываливать рыбу за борт, если можно, к примеру, пустить её на муку, почему? Но я обещал ?не встревать? и пишу заказные статьи. В передвижениях я уже обхожусь без Насти, потому, продиктовав очередную статью, говорю:
     -Я сейчас, подожди меня здесь.
     И ухожу к Грине уточнить некоторые моменты. Он встречает меня ласково, но как-то без энтузиазма, предлагает кофе, бегло просматривает статью, небрежно бросает её на рабочий стол.
     -Вчера легли курсом на Владивосток,- сообщает он мне.
     -Можно не писать?- спрашиваю я, потому что Гриня просто так ничего не говорит.
     -Можно, можно,- говорит он рассеяно.
     -Что-то случилось?- спрашиваю без интонации.
     -В принципе ничего, если не считать мелочи: эти статьи никому не нужны.
     -Не понял?- Я действительно не понимаю, отчего вдруг такой поворот ?все вдруг? - то нужны были позарез, то не нужны?
     -А что тут понимать, дорогой ты мой!.. Тут понимать нечего. Я же не фантастику просил тебя писать, а освещать, без красного словца, реальные будни. Просил быть объективным? что тебе мешало быть правдивым в статьях?.. Рей Бредбери, а не матрос Добрынин?
     Но вы же просили так писать!- негодованию моему нет границ.
     -Кто, я? Кто, черт возьми, просил тебя писать залепуху! Вешать лапшу на уши общественности края! Я?! Ты в своем уме?
     -Вы.
     -Я?.. Нет, милок, ты очень ошибаешься. Да, я просил написать правду. Может и не совсем лицеприятную, но правду. Создал условия для работы. А что мы имеем? Высосанную из пальца чушь?
     -Зря вы так ?наезжаете?,- тихо говорю я.- Разговор был при Насте.
     -А-а, ну ? да?- он откровенно смеется.- Как же я забыл, у тебя же есть свидетель?
     -Похоже, что нет.
     -Не похоже, точно. Я возлагал на тебя надежды, а кто ты оказался?.. Так, жалкий писака, который волочится за всякой юбкой. Иди.
     -Еще не вечер,- напоминаю я Грине.
     -Для тебя уже ночь. Знаешь кто ты? Ты ? морально разложившийся тип. И эта бирка будет приклеена  к тебе пожизненно. Мне даже разговаривать с тобой противно. А для себя отметь, чтобы в стране не случилось, н а с миллионы. Нас, понял? Мы и есть та реальная сила, которая руководит страной. А не всякие там? Понятно изложил?
     -Да, но и вы поймите ? ваша песенка спета. И за все придется ответить, и за удушенную рыбу, и за растраченные в пустую средства?
     Он, не скрываясь, заливается смехом.
     - Глупый, наивный пионерчик? Я скажу тебе откровенно, не для вас мы создавали это общество. Для себя. Ты понимаешь, кто м ы?
     -Не сложно.
     -Слава Богу. Так вот. Для себя. И что, я по доброй воле уступлю тебе положение в обществе, все блага, которые дает мне партбилет ? не шушере всякой, которая платит партвзносы, а людям моего ранга, - средства?.. А вот это не видели, граждане?- Он показывает мясистый кукиш.- Вот вам!
     -Спасибо!
     -Не за что,- он приходит в себя,- Вообщем, собирай манатки и на берег.
     -Убираете свидетеля?
     -Да, знаешь, не терплю. Ты и так о многом информирован.
     -Кто же вас просил быть откровенным,- пожимаю я плечами.
     -Дурашка ты, Добрынин, все твои рассказы на берегу или у прокурора, если ты рискнешь к нему заявиться, закончатся для тебя хуже некуда.
     -Просто из любопытства ? почему?
     -Потому, дорогой, что прокурор ? член партии, а ты кто?
     -Мне пешком по морю?- меняю я тему.
     Разговор бесполезный, но что же случилось в стране, что? А что-то случилось, иначе все было бы по-старому.
     -Нет. Зачем же? Через три дня бросаем якорь. На этом и распрощаемся. Да, в каюте, если есть желание, побарствуй. Я не изверг.
     -Царский жест на прощание? Нет, я лучше к себе.
     -Как знаешь...
     Я ухожу, не заглядывая в шикарную каюту. Зачем?
     А через три дня я покидаю ?Тамань?. Отойдя метров на пятьдесят от черного корпуса судна, я замечаю у борта объемную тушу завпроизводством и рядом? тоненькую фигурку Насти. Порядок. Этим все и должно было закончиться. Как ни странно, но я облегченно вздыхаю, словно сбрасываю с плеч тяжелый, давящий тело и душу груз
     Вечером поезд уносил меня домой. К детям, к той, что ждала меня все эти странные полтора года, больше мне в море делать нечего. Кажется, и на берегу дел будет по горло. Но что-то не дает мне покоя. Я вновь вглядываюсь в огни судов у причала и на рейде. Зачем мне это, копошится тоскливая мысль. Это так.
     Но с каким-то трепетным волнением я осознаю, что до конца своих дней я буду вспоминать  гулкую палубу ?Тамани?, хриплые крики матросов на перегрузах и скребущийся шелест волны, пробегающей вдоль борта. Всю жизнь??
     
     ***
     
     Виктор Иванович захлопнул папку. Странное ощущение вызвала у него рукопись: некое смятение в душе, желание её выбросить и? перелистать страницы ещё раз.
     -Граждане!- высунулся из кабины второй пилот.- Просьба пристегнуть ремни. Наш лайнер, ведомый опытной рукой летчика первого класса? Отвали,- он засмеялся,- дай речь закончить. Короче, в створе посадочных огней столица нашей Родины, город-герой Москва!
     Последние слова он произнес, подражая Левитану.
     -Садись, баламут!- гаркнул Анатоль.
     -Ну, и, слава Богу,- потянулся Бланк. Ох, устал. Прочли, Виктор Иванович?
     -Да, пожалуйста.
     -Спасибо.- Бланк спрятал папку в кейс.- Не волнуйтесь, верну. А как впечатление?
     -Даже не могу сказать.
     -До гения ваш друг-автор, вероятно, не дотянул, но что вещь не однозначна ? это определенно.
     -Может быть,- уклонился от спора Виктор Иванович.
     -Прочту ? обсудим. Вы домой?
     -Хотелось бы.
     -Меня ждет машина, если вам моя компания еще не надоела, то?
     -Спасибо.
     -Меня ждет машина, если вам моя компания еще не надоела, то?
     -Спасибо.
     -А-а, пустое. Почему бы не сделать человеку приятное?
     Самолет коснулся бетонки. Виктор Иванович сидел, задумавшись. Мыслями он был еще там, во Владивостоке, где дремала у причала черная громада ?Тамани?. Кормой к пирсу, носом в океан!
     
     ***

1 ?Фирма? - на профессиональном авиационном сленге ? конструкторское бюро.
2 Комингс ? на флоте порог
3 Ресторан ?Челюскин? нынче ?Версаль?. Все названия в1986 году еще не менялись.
4 ?Молодая гвардия? - молодежное издательство.
5 Истпарт ? история партии (имеется в виду КПСС)
6 Подразумевался Н.С. Хрущев, который объявил: ?Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме? и даже называлась дата 1980 год.
7 ?Калоша? - марка бензина.
8 ?Дед? - на гражданском флоте ? старший механик, независимо от возраста.
9 Из Чугуевского авиаполка был угнан в Японию новейший по тем временам самолет МиГ-25. Пилотировал самолет капитан Беленко.
10 Нок ? чтобы не утомлять долгими объяснениями, скажу ? это самая-самая верхняя точка мачты.
11 ?Пчела? - самолет Ан-14.
12 Помполит ? помощник капитана по политической работе.
13 ГВФ ? гражданский воздушный флот
14 ВЛК ? врачебно-лётная комиссия.
15 Краб ? толстовязанная сетка иногда используется для транспортировки людей, особенно в условиях моря.
16 Леер ? горизонтально протянутые канаты для безопасности передвижения по палубе во время штормовой погоды.
17 Пиллерс ? вертикальная стойка.
18 КГБ ? в СССР комитет государственной безопасности.
19 ?Владик? - на сленге приморцев, Владивосток.
20 ДВГУ ? Дальневосточный государственный университет.
??

??

??

??